Автор:
Гейфилд (gayfield@rambler.ru)
Жанр:
медитативный слэш
Пейринг
- ???
Примечание:
Навеяно загадками Востока.
Прошла
весёлая пора,
Когда любил я
Вдруг постучать
В чужую дверь,
Чтоб выбежали мне навстречу.
Закатилась пора моего
счастья…
Дорога в закат лежала передо
мной, и в пылающую пасть умирающего солнца собирался отправиться и я, чтобы оно
прихватило меня с собой. И в ночь, когда вся нечисть выбегала на улицы просить
подаяния, никем не замечаемая в весёлых стайках переодетых гоблинами и
упырятами детей, я собирался уйти. И бледное моё лицо, наверное, пылало сейчас
алым, как стёкла домов, где все были сейчас счастливы, или счастливы не очень –
но счастья своего не понимали. Да и как они могли его понимать, если оно было у
них всегда? Только не имея, понимаешь…
И рвёшь, рвёшь в клочья
собственное сердце, чтобы жить дальше, и топчешь свою душу… Нет, не так
случилось со мной: я порвал свою душу на семь частей, а сердце растоптал, давно
растоптал, потому что оно не нужно мне. Оно требует не вечной жизни – оно хочет
всего лишь двери, простой двери, в которую можно постучать. И, когда постучишь,
за дверью начнётся шевеление и возня, какие-то вскрики, может, даже ворчание,
но в конце концов дверь откроется, и ты войдёшь в дом. В свой дом. Тебе
улыбнутся, или обнимут, или пожурят, или даже станут ругать – долго не
приходил, неизвестно где шатался, места себе не находили! – но ты будешь
внутри, в объятиях того тёплого света, который ошибочно считают электрическим.
А на самом деле, дома этот золотой, тёплый, неяркий свет – это свет любви и
счастья, потому что если он есть, то кто-то его зажёг, кто-то сидит в кресле с
выученной почти наизусть утренней газетой, отгоняя сон, и всё ждёт, когда ты
вернёшься, и минуты тянутся вечностями, и такую бы трёпку задал засранцу, что
шляется ночью Мерлин знает где! И ты возвращаешься, купаешься в столбе золотого
света и ругани поджидавшего, но всё-таки входишь, и вместе с подзатыльником или
злой слезой беспокойства из любимых глаз получаешь заслуженную чашку чая и
остывший ужин, с любовью прибережённый специально для тебя. И ложишься спать, в
сотый раз оправдываясь, почему не мог раньше, наполовину приврав, но
счастливый, что всё-таки вернулся…
Спускаясь в долину, я шёл по пыльной дороге, и розово-золотое марево погружало мир в молчание – всё больше с каждым моим шагом. Мало сил оставалось во мне, слишком мало… Я мог не успеть до горизонта, солнце могло умереть раньше, чем успеет забрать меня с собой в путешествие до могилы, моего окончательного приюта, и тихая скорбь владела мною. Что я в этом мире, что довлеет надо мной, что ждёт меня там, за гранью жизни и смерти, там, откуда никто ещё не возвращался? И будет ли там хорошо или плохо, жарко или холодно? Я так не люблю, когда холодно, я столько мёрз в своей жизни, и ни разу на мой стук не открывали двери… Неужели в этот такой славный вечер, среди веселящихся духов, среди золотых деревьев, в тёплый и благой вечер, уйду я из жизни, сброшу свой романтический чёрный покров, так никому и не открывшись, отброшу жалкую плоть и стану духом? Или – не стану?..
И в жажде своей неуёмной
обрести счастье я постучал. Я постучал, не думая, чтобы спросить, что меня ждёт
за гранью, и больно ли это – умирать? Каково направить в сердце – собственное!
– волшебную палочку, верную спутницу, и коротким словом навсегда отправить себя
в бездну, где нет ничего, где всё смешалось, в первозданный хаос, мешанину
энергий? Я постучал, чтобы хоть раз в жизни мне открыли дверь, чтобы меня
пустили в дом. Стучать в чужую дверь – потому что нет своей, и никогда не
будет, я же сегодня умираю, у меня почти есть пропуск в загробный мир, он
отпечатался на дне моих воспалённых глаз, покрасневших от бессонницы, он
выписан на челе моём, в глубоких морщинах, не подобающих моему возрасту, он в
моих отощавших, слишком длинных пальцах, он в трещине на моей волшебной
палочке… Я порвал себя на части, чтобы никогда уже, никогда не вернуться… И мир
не будет плакать по мне.
Раздались голоса, и целый
сладостный миг был моим. Так волшебно – волшебно! – представить, что дверь – моя,
и откроют сейчас – мне…
И мне открыли, и после
женского вскрика и детского плача навстречу мне взвились две волшебные палочки.
Как же я устал от них… не только от мракоборцев – от них от всех… от всех
живых, что врут мне в глаза и не знают, что мне нужно…
Так благостно и в чём-то
опасно смотрелась кровь на золотой листве у порога – мужчина упал, умирая, на
острые камушки и расплескал ещё тёплую свою драгоценную жидкость по золотым
телам растений, а потом…
Веришь – не веришь…
Золотым светом накрыло меня с
ног до головы, и я понял, что именно в ту дверь я постучал. Что вырвал из грязи
потерянный кем-то бриллиант. Что отделил зерна от плевел… Чистой, чистой
любовью согрело мою агонизирующую душу, и сумасшедшая моя палочка, пока горела
в лёгком деревянном её тельце душа из пера феникса, золотым росчерком вывела
молнию на лбу осиротевшего только что мальчика. Я смеялся, когда в
золотисто-розовом мареве тело моё зелёными искрами разорвалось на части и
пропало без следа, покидая на листве тела мужчины и женщины, любящих, любимых…
и после смерти он подставил плечо ей, чтобы её тело ударилось не больно, падая
на камни, чтобы любимое лицо не повредилось о них… Слёзы застлали глаза мои…
какое неземное умиление…
В ночь на Хэллоуин я узнал,
что умирать не страшно. И, закрывая глаза свои, я умираю вновь, и умираю снова
и снова, чтобы в последний раз, в седьмой раз, постучаться в чужую дверь. В
жалкой и бесстыдной надежде, что хотя бы на этот раз дверь окажется наконец
моей, в отчаянии, что снова отниму жизни, что разобью свою душу ещё на два
куска, на два очередные куска, чтобы только не терять надежды… Как мала моя
душа…
Что, если её мне не хватит,
чтобы найти наконец нужную дверь?
6.11.06