Глава 5. Тихое семейное счастье (и такое бывает, ну да, пусть и не совсем тихое, но зато счастье. Самая короткая глава в нашем повествовании.)

-Маленькие пухленькие ручки, какие же маленькие! Даже страшно брать такие нежные пальчики моими грубыми руками, - Северус, вместо того, что бы поспать в выдавшееся спокойное время (час-два и то счастье) сидел у колыбели и молча вел сам с собой беседу, дабы не потревожить спящего ангела. Такие минуты выдавались редко особенно в первые дни. Сейчас об этом он мог вспоминать с легкой иронией и таже смехом, но тогда было не до смеха. Шутка ли оказаться одному с младенцем. Хотя у него и была младшая сестра, но в его семье не было особенно дружественных чувств друг к другу. Основным, по мнению родителей, считалось соответствие общественному статусу. И у сестры была не то что нянька, а целый штат, возможно по этому она и выросла эгоистичной и избалованной. И возможно по этому, по причине горького опыта своей семьи, Северусу не хотелось допускать к своей дочке чужих людей, он считал, что не может быть ничего лучше, как ощущать тепло и любовь своей семьи. Как ни странно, и отец и дедушка Констанции его поддержали и старались тоже помогать по мере своих сил. И все же большую часть времени они проводили вдвоем: отец и дочь.
Уже 17 дней от роду, но уже и не сказать, глядя, на нее, что тот маленький, щупленький, недоношенный, почти зеленый комочек, и есть эта розовощекая, упитанная девочка.
Вдруг, маленький курносый носик сморщился, чихнул и глаза, такие же, как у мамы, кажущиеся такими огромными, открылись.
-Уже выспалась? И что хочет наш ангел?
В ответ ангел улыбнулся, деловито захватил отцовскую руку и потащил его большой палец себе в рот. При этом на ее личике отразилось удовольствие.
-Кушать хотим, - констатировал Северус. – Я пойду подогрею молоко, а ты подожди немного, хорошо?
Такой ход событий ее явно не устраивал. Личико сморщилось, предвещая слезы и недовольство.
-Террористка, - ласково пожурил Северус, поднимая ее на руки и покачивая так, словно подбрасывая: вверх-вниз. Ответом ему было счастливый лепет дочурки.
***
Констанс проснулась, открыла глаза и тут же зажмурилась от ставшего непривычным яркого света (так бывает, когда долгое время находишься в темноте или долго спишь, временами просыпаясь, но тогда не важно, светло или нет). Медленно глаза привыкали к ярким краскам и, наконец, она смогла разглядеть очертания окружающих ее предметов. Судя по всему, она в больнице и все еще на этом свете.
«Это уже не может не радовать», - подумала Констанс.
Ее взгляд задержался на фигуре, сидящей на низком стуле рядом с ее кроватью.
-Пап?! - спросила она, не веря своим глазам. – Как ты здесь очутился?! Ведь у тебя же сейчас в самом разгаре экспедиция.
Мсье Ланфрен (п/а, если никто не против, то в дальнейшем будем просто называть его «отец») вздрогнул от неожиданности и пересел на краешек кровати, взяв в руки ладошку Констанс.
-Что же ты мне ничего не сказала?! – укоризненно спросил он.
-Извини, просто нам не хотелось беспокоить тебя по пустякам.
Отец от этих слов потерял дар речи, пытаясь, что-то сказать в ответ, но безуспешно, тщетно хватая ртом воздух.
-Прости, прости, - поспешила извиниться Констанс. – Прости свою непутевую дочь, но ведь все же закончилось хорошо.
-Констанция, ты не возможна. Скажи, где я допустил ошибку в твоем воспитании?! Да, твое счастье, что все благополучно разрешилось, но могло бы все быть совсем иначе. И…стой! Лежи, тебе еще рано вставать, - поспешил пресечь ее попытку встать с кровати.
-Почему? – возмутилась Констанс. – Я же хорошо себя чувствую, только голова немножко кружится, но это пустяки.
-И, правда, пустяки. По сравнению с тем, что ты провалялась в горячке месяц. Медиковедьмы не отходили от тебя ни на шаг, ни днем, ни ночью.
Внезапно память дала о себе знать, услужливо подкинув яркую картину: врачи склонившиеся над маленьким, еще живым человечком и чей-то бесстрастный голос: - она не дышит. Констанция почувствовала, как ее спина стала липкой от пота, в горле пересохло, и охрипшим голосом задала вопрос, ответа на который страшилась больше всего на свете: - А ребенок?
-Что ты! Не плачь! С ней все хорошо, она жива и здорова.
-Пап, я хочу ее увидеть! И Северуса! очень хочу, - потрясение от таких страшных мыслей настолько оказалось сильным, что Констанс уже не могла контролировать себя и рыдала навзрыд.
-Не плачь, ну вот, ты сейчас похожа на себя в детстве, - гладя ее по макушке, попытался пошутить отец. – Потерпи немного, скоро Вы снова будете вместе, навсегда.
-Почему не сейчас?!
-Потому, что врачи еще не разрешают, да еще вместе с малышкой. Как только – так сразу. Ты же знаешь Северуса, была бы его воля, он бы давно разрушил все стены ,но речь идет о здоровье тебя и Серафимы.
-А знаешь, я только теперь убедился в правильности твоего выбора, - после непродолжительного молчания отец попытался увести разговор в другое русло.
-Какого? – с трудом сквозь слезы спросила она.
-Твой муж. Даже у меня, не хватило воображения, превратится в няньку самому, потому то у тебя до 11 лет была воспитательница.
-Ну да, пока мне не надоело быть фарфоровой статуэткой, с которой сдувают невидимые пылинки. А к чему ты это говоришь?!
-К тому, что представь своего мужа, стирающего пеленки, подогревающего молочко и исполняющего все функции по уходу за грудничком, - весело сообщил отец.
Констанс немного успокоилась, хотя по ее щекам все еще катились слезы, и не доверчиво переспросила, не шутка ли это. Вместо ответа он предъявил ей фотографию. Обычную для магического мира фотографию. На ней был Северус в своих излюбленных черных брюках, домашней рубашке на выпуск с закатанными выше локтей рукавами. А в руках визжит от радости Серафима, глаза искрятся весельем. От размаха ее ручек во все стороны летят брызги и не мудрено, почему одежда Северуса изрядно промокшая. А все вокруг них в разноцветных мыльных пузырях.
-Это твой дедушка сфотографировал их тогда, когда они его не видели. В общем-то, твой муж мало что замечает вокруг, находясь в обществе Вашей дочери. Но им не хватает тебя. Они очень скучают.
Констанс взяла обеими руками фотографию, посмотрела на нее, легонько провела указательным пальцем по ней, по изображению лиц двух самых дорогих ей людей и, наконец, улыбнулась, легко и радостно.
-Скоро мы будем вместе, - прошептала она.