Название:
“На последнем дыхании”
Автор:
Lecter jr
Бета:
-
Размер:
миди. Закончен.
Жанр:
angst
Рейтинг:
R
Пейринг: Б. Лестрейндж, Н. Лонгботтом
Дисклеймер: все персонажи принадлежат Роулинг,
как и всегда
Саммари: Идея фика позаимствована из фильма
«Убить Билла». У Беллатрикс осталось очень мало
времени, а ведь ей еще нужно разыскать тех, кто предал ее, тех, кто виновен,
пусть и косвенно, в том, что ей много лет пришлось провести, живя чужой жалкой
жизнью.
Комментарии:
фик был написан по заказу. Вообще-то, заказана была
аллюзия на «Убить Билла», но меня унесло куда-то в дебри…
Глава
1: «Голоса в темноте»
«…но
достаточно одного лишь слова, взгляда, достаточно оступиться, и златой чертог
превращается в подзаборную канаву, а крысиный лабиринт – в зеленую улицу.
Конечный пункт у всех один, а вот маршрут – отчасти выбираемый, отчасти
предопределенный – у каждого свой и меняется во
мгновение ока. Я думал, моя ловушка захлопнулась много лет назад, а оказывается,
все это время я лишь ползал по циферблату. И только сейчас скрипит люк, только
сейчас начинается настоящий путь.»
И. Бэнкс, «Осиная фабрика»
Она
чистит зубы, глядя на свое отражение в зеркале. Обычном зеркале:
в ее квартире нет практически ни одного магического предмета. Она смотрит в
зеркало, поверхность которого потихоньку запотевает от горячего пара, и ощущает
себя чем-то неопределенным, не имеющим ни формы, ни предназначения. Чем-то
бесформенным, полустертым, как и ее отражение,
постепенно скрывающееся за тысячами мелких капелек воды, расплывающимся в мутной дали.
Она
не знает, кто она такая. Она почти ничего о себе не знает.
Это
ощущение длится около минуты. Секундная стрелка на лежащих рядом с раковиной
часах едва успевает описать полный круг.
Неопределенность
и страх отступают куда-то, словно скрываются за ближайшим углом. Она знает, что
так просто они от нее не отступятся.
Она
вспоминает свое имя: Эллен Бернс.
Так
ее зовут.
У
нее есть прошлое. Она точно знает. Нормальное прошлое, как у всех нормальных
людей в это ненормальное время. Нормальное прошлое, словно гладкая дорога без
резких поворотов и обрывов, по которой Эллен прошла,
ни разу не сбившись с пути за свои сорок пять.
Может
быть, именно поэтому она порой не может вспомнить ничего определенного о своем
прошлом: уж слишком дни были похожи один на другой, так, что и не разберешь,
что на прошлой неделе случилось, а что пять лет назад.
Эллен откладывает щетку, привычным жестом убирает ее в стаканчик.
Проходит
в кухню, зажигает огонь под чайником.
Она
пользуется спичками. Не хочет лишний раз напоминать себе, как слабы ее
магические способности.
Эллен быстро выпивает кофе, ополаскивает чашку и, схватив сумку,
выбегает из квартиры. Надо спешить. До начала рабочего дня ей нужно успеть еще
кое-куда.
*******
В
мозг вонзаются тысячи раскаленных игл. Она не хватается за виски: знает, что
это все равно не поможет, а напрасные жесты – не для нее. С каждым разом
приступы головной боли все сильнее. Иногда ей кажется, что вот еще раз – и она
не сможет удержаться на ногах. Это весьма некстати. Сколько у нее еще осталось
времени?
У
нее прекрасная память, несмотря на все то, что с этой памятью проделали. Что
там говорил этот мальчишка Лонгботтом? Что у нее еще
есть время: от нескольких недель до двух месяцев. Она это точно помнит. Жаль
только, мальчишка не смог сказать точно. Но она все же признательна ему,
насколько это вообще возможно – оставшиеся у нее недели она проведет, будучи
самой собой, а не жалкой неудачницей.
Надо
будет сказать мальчишке спасибо. Не то, чтобы ему это было нужно…конечно
же, он догадается, кто она такая. Рано или поздно он все узнает, потому что она
сама ему все расскажет. Все, и даже больше. Она не станет просить прощения –
она ни в чем не раскаивается. Она никогда ни у кого не просила прощения. И в
этот раз не станет. Но она чувствует, что должна рассказать.
- И
если я успею, я напишу этому мальчишке письмо, - она почти смеется. Ей весело.
Ей уже давно не было так весело. Беллатрикс Лестрейндж улыбается так, как не улыбалась вот уже пять
лет. Безумно, бездумно, жестоко. Все так, как и должно быть. Все будет так, как
она захочет.
- Я
напишу ему письмо, и все в нем расскажу, - она дает это обещание вслух, хотя
слышать ее могут лишь замшелые стволы деревьев, гниющие листья да еще мертвое
тело Питера Петтигрю.
А
может, и хорошо, что ее никто не слышит: Беллатрикс
ненавидит обещания. Ненавидит клятвы. А еще она ненавидит письма: Беллатрикс почти никогда их не писала, предпочитая
улаживать свои дела при встрече. О да, при встрече. Так куда более действенно.
Но она всерьез намерена все-таки написать это письмо. Если у нее еще найдется время.
Парень заслужил это.
Возможно,
это действительно так. Возможно, чтение пока еще не написанного и не
отправленного письма, которое, вероятнее всего, так и не будет написано,
принесет парню облегчение. По крайней мере, это будет справедливо. Ведь к тому
времени она, Беллатрикс, уже будет мертва. В
последнее время у нее появились какие-то странные понятия о справедливости.
Впрочем, лучше уж странные, чем вовсе никаких.
Ее
руки в крови, но она не спешит прибегать к помощи Очищающего заклятия. Это кровь
ее врага. Как давно она не испытывала ничего подобного…
Это
кровь ее врага. Беллатрикс размазывает носком ботинка
густую багровую лужицу.
Вот
теперь все так, как надо. Она вернулась, пусть и ненадолго.
Поджигающие
заклятия всегда ей прекрасно удавались. И если Эллен
Бернс пользовалась маггловскими спичками, чтобы
прикурить, то Беллатрикс Лестрейндж
взмахивает волшебной палочкой (та словно бы с радостью выполняет приказ –
устала от длительного бездействия в руках почти что сквиба,
этой ничтожной неудачницы Бернс), и тело Питера Петтигрю
исчезает в пламени.
- Ты
пахнешь горящей падалью, Пит, - говорит Беллатрикс.
Она не зажимает нос, хотя запах действительно мерзкий. Запах мерзкий, но
прекрасно ей знакомый. Так пахло в те ночи много лет назад, когда они поджигали
дома магглов. Беллатрикс не
отходит в сторону, хотя ветер относит дым в ее сторону. Пусть. Пусть.
Рудольфусу нравилось, как от нее пахло дымом от сгоревших домов, кровью и
чужим страхом. Можно сказать, им нравилось одно и то же. Они прекрасно понимали
друг друга. Рудольфус был очень на нее похож. Он,
наверное, единственный, кто кроме нее остался бы верен
Темному Лорду в любых обстоятельствах. Не считая, конечно, мальчишки Крауча. Но что толку размышлять о несбыточном?
Нет больше ни Рудольфуса, ни Крауча-младшего.
Да и ее самой, Беллатрикс, долгое время не
существовало.
Зато
есть те, кто предал ее, те, кто позволил проделать с ней все это.
-
Темный Лорд тоже принадлежал к их числу, - говорит Беллатрикс,
завороженно уставившись на огонь, пожирающий тело ее
врага. – Он и пальцем не пошевелил, чтобы меня вытащить. Меня, самую преданную
из слуг. И поплатился за это, чертов ублюдок.
Поплатился
ли Лорд именно за это и поплатился ли вообще, Беллатрикс
не знает. Ей лишь известно, что вот уже больше пяти лет никто не слышал ни о
Темном Лорде, ни о Гарри Поттере. Это все, что ей удалось вытянуть из этого
ничтожного Петтигрю. Не считая,
конечно, другого: имен бывших Упивающихся Смертью, успешно избежавших наказания
и старательно притворяющихся теперь примерными гражданами. История
повторилась. Собственно, ничего неожиданного в этом не было.
Беллатрикс надеется, что Лорд все же поплатился за свое предательство, что
пророчество, из-за которого в свое время было столько хлопот, все-таки сбылось.
И тут только ей приходит в голову, что Снейп,
которого она так ненавидела и обвиняла в предательстве, чертов Снейп, скользкий ублюдок,
настолько скользкий, что вывернуться из любой, даже самой неблагоприятной,
ситуации для него не составляло особого труда, был прав.
Прав
в том, что с самого начала решил для себя: для него не существует ни той, ни
другой стороны, на которую он бы работал. Чертов Снейп всегда и во всех ситуациях работал исключительно на
себя. Пару раз он почти открыто заявлял ей об этом, насмехаясь над ее (теперь
она это понимала) идиотским фанатизмом и безоглядной
преданностью Лорду.
Снейп всего лишь говорил Беллатрикс правду,
хотя, зная его, это трудно было представить. Правду, дурно пахнущую, как
гниющие отбросы, отвратительную, как личинки могильных червей. Пусть вовсе не
хотел помочь ей, а желал лишь позабавиться. Пусть. Снейп
дал ей подсказку, а пользоваться ею или нет, решала
она сама. И решила, конечно. Решила, особо не раздумывая, как и всегда.
И теперь, протягивая руки в пламени, пожирающему жалкого лордовского прихвостня, Беллатрикс
решает, что Снейпа она разыскивать не будет. Хотя бы потому, что она не
желает, чтобы он понял – он снова оказался прав. Даже если эта мысль стала бы
для него последней. Беллатрикс вовсе не хочется
видеть торжества (или черт знает чего еще) , которое
непременно вспыхнет в его холодных глазах. Торжества от того,
что он знал все наперед. Как и всегда.
Нет
уж. Где бы Снейп сейчас ни был, он в порядке. Он
снова выкрутился. Если хоть что-то в этом мире осталось неизменным, так это
умение Снейпа выходить сухим из воды. Впрочем, он
предпочитает, чтобы в воду за него влез кто-то другой.
И
хватит о Снейпе. У нее есть еще длинный список имен,
которые она предпочла бы увидеть в некрологах, напечатанных в «Пророке». Жаль, что
в этот список нельзя включить Темного Лорда.
Список
длинный. Она может не успеть. Но она будет стараться.
********
Эллен Бернс старательно избегает взгляда молодого целителя. Она
делает вид, что ей ужасно интересно смотреть на цветок в горшке, стоящий у него
на столе.
В
этом кабинете цветы повсюду.
Эллен терпеть не может комнатные цветы.
Почему
– она не может сказать, просто знает, что так было всегда. Возможно, больше
пришлось бы ей по душе, если бы из многочисленных горшков в этом кабинете торчали
засохшие палки.
Эллен Бернс избегает смотреть в глаза целителя, молодого человека с
круглым добродушным лицом. Она даже на табличку с именем, прикрепленную к его
мантии, не смотрит.
Эллен уже жалеет, что пришла, но отступать поздно. Она сидит на краешке
стула, словно готовится вскочить и убежать. Конечно же, она этого не сделает,
хотя испытывает потребность в этом.
-
Мисс Бернс, пожалуйста, расскажите более подробно ,
как это началось, - говорит целитель.
Эллен крутит в пальцах ручку сумочки, потирает запястье левой руки,
украшенное уродливым шрамом. Она не знает, с чего начать.
Лицо
молодого целителя отчего-то кажется ей знакомым. Эллен
не помнит, когда она в последний раз была в больнице Святого Мунго. Точнее, она много чего не помнит. Собственно,
поэтому Эллен сюда и пришла.
И
если уж она пришла сюда за помощью, то нужно что-то делать, чтобы эту самую
помощь получить. Эллен переступила порог кабинета и
села на стул, но этого мало.
По-прежнему
избегая взгляда собеседника, Эллен начинает рассказ,
уже заранее зная, каким бессвязным он будет.
«Н. Лонгботтом, целитель-стажер», - произносит про себя Эллен, повторяет еще раз, словно эти слова могут помочь ей
настроиться на нужный лад, словно они могут указать направление. А путь ей
предстоит долгий.
-
Рассказывайте, мисс Бернс.
А
что она может рассказать? Эллен снова находит
взглядом табличку с именем целителя. Ей действительно кажется, что это поможет.
И
она рассказывает.
***********
Утро.
Вагон подземки. Эллен стоит, вцепившись в поручень, окруженная спешащими по своим делам людьми. Магглами. Она не умеет аппарировать.
Эллен почти сквиб. В ее
сумке – почти что бесполезная палочка.
Эллен всегда добирается до работы на метро. Точнее – почти до работы,
ведь после выхода из метро ей следует преодолеть некоторое расстояние пешком.
Эллен стоит, прикрыв глаза, жалеет, что не может прикрыть еще и нос:
молодой клерк, стоящий подле нее, переборщил с туалетной водой.
«Эти
магглы», - Эллен прячет
ухмылку, утыкается носом в воротник куртки.
«Эти
магглы», - снова повторяет она, на этот раз без
улыбки. На нее внезапно накатывает отвращение. А затем – неконтролируемый
страх, такой сильный, что ей хочется кричать. Или зажать рот рукой. Почему с
ней это происходит?
Эллен не понимает. Она же всегда ездила на работу на метро, и никогда
ничего не боялась. Даже в те времена, когда маггловские
преступники, террористы, устраивали взрывы в подземке, и все вокруг были в
панике. Вот тогда Эллен не боялась. Почему – она не
помнит, просто знает, что не боялась.
«Я
уже два десятка лет езжу этим маршрутом, и никогда ничего плохого не
происходило, не считая украденного кошелька, - говорит себе Эллен.
– Никогда не происходило ничего плохого. Я езжу в метро почти всю жизнь».
«Сегодня
совершенно нормальный, обычный день, - говорит она себе, пытаясь успокоиться. –
Утром я проснулась в своей постели, прошла в кухню, выпила кофе. Все было
нормально. Все и сейчас нормально…»
Но
слова, такие простые и успокаивающие, такие необходимые ей сейчас, не
действуют, отскакивают, словно натолкнувшись на глухую стену. Эллен не может дышать – ей кажется, что мальчишка-клерк
вылил на себя как минимум бочку парфюма. Перед
глазами мельтешат какие-то точки, на несколько мгновений ей представляется, что она окружена не людьми, а
деревянными куклами вроде манекенов в лавке мадам Малкин, такими же пустоглазыми, такими же мертвыми.
«Почти
всю жизнь, - эта мысль всплывает в ее сознании, и Эллен
внезапно понимает, что ей стало лучше. А еще она понимает, что невероятно зла.
На что – трудно сказать. Просто зла. И именно злоба помогает ей справиться с
приступом паники. – Почти всю жизнь, да. Просто эта жизнь – не моя. Не должна
быть моей».
Эллен выходит из подземки, добирается до «Дырявого котла». Выходит во
внутренний двор и , вынув из сумки палочку, открывает
проход в стене. Хвала Мерлину, на это ей способностей
хватает.
В
лавку мадам Малкин она входит, совершенно успокоившись.
********
-
Что вы почувствовали в тот момент, мисс Бернс? – целитель Лонгботтом
испытующе смотрит на Эллен. – Опишите, пожалуйста,
поподробнее.
- Я
испугалась, - говорит Эллен. Ей неприятно признавать
это. – Я испугалась, мне почудилось, что я оказалась в совершенно незнакомом
месте. Что я никогда там не была раньше, что для меня это вовсе не привычно. Но
это же абсурд…Мне стало так страшно, я едва не потеряла сознание.
-
Это был первый такой приступ, который вы можете припомнить, ведь так?
Попытайтесь вспомнить еще что-нибудь.
И Эллен вспоминает.
*******
- Эллен, выйди, пожалуйста, - говорит мадам Малкин,
заглянувшая в подсобное помещение. – Мистер Малфой
пришел за своим заказом.
Эллен откладывает в сторону образцы тканей, которые разглядывала,
находит на полке сверток с надписью «Л.М.» и выходит в торговый зал.
Заказчик
ждет ее, стоя у прилавка. Эллен быстро подходит к
нему и вручает сверток. Этот Малфой – один из лучших
покупателей, не раз оставлявший в магазинчике целое состояние.
Эллен на какое-то мгновение задерживается, чтобы обменяться с ним
парой ничего не значащих предложений. Не то, чтобы он нравился Эллен, но она никогда не упускает случая на него взглянуть.
Не упускает она случая и теперь, разглядывает Малфоя,
радуясь, что ее лицо почти полностью скрыто длинной челкой.
Соседка
Эллен, Марта, уверяет, что Эллен
выглядит куда лучше, если красит волосы в русый цвет. Эллен
все равно, каким будет цвет ее волос, главное, чтобы они занавешивали правую
щеку.
Малфой скользит по Эллен равнодушным
взглядом, в котором, если быть повнимательнее, можно
прочесть и отвращение. Он разглядывает выставленный товар, а Эллен разглядывает его. Она прекрасно понимает, как
выглядит в его глазах: неприметное, невыразительное лицо, шрам на правой щеке, маггловская одежда (мантии Эллен
не любит). Единственное, что есть в ее лице красивого – это глаза, темные и
выразительные. Но они надежно скрыты длинной челкой.
Эллен для него никто, и она прекрасно об этом знает.
Но
все равно каждый раз смотрит на мистера Малфоя,
лучшего клиента мадам Малкин. Иногда он приходит с женой, хрупкой светловолосой
женщиной. Ее зовут Нарцисса. Вот она действительно красива.
Эллен смотрит на мистера Малфоя, смотрит
просто так, чтобы напомнить себе, кто она такая. Ей сорок пять лет, она почти сквиб, и лучшая работа, на которую она может рассчитывать,
раз уж ей пришлось искать работу в магическом мире – продавец в магазине модной
одежды. Мир не магический не для нее.
И
тут это происходит снова. Возвращается липкий страх, который владел ею утром. Эллен в изнеможении наваливается на прилавок, поспешно
отведя взгляд от Малфоя. Его лицо расплывается у нее
перед глазами, кривится в сотне зловещих ухмылок, сменяет за секунду множество
выражений. На каких-то
несколько секунд мир теряет все краски, и Эллен трет
глаза, трясет головой, чтобы отогнать наваждение. И оно отступает, скрывается с
глаз. Ненадолго, теперь Эллен это знает. Оно не ушло
совсем, а просто спряталось за угол.
Наваждение
отступает, а страх остается.
Малфой давно ушел, а Эллен все стоит и
смотрит на то место, где он стоял. Она отчаянно пытается найти ответ на вопрос,
ворвавшийся в ее сознание в тот миг, когда мир потерял все краски.
«Откуда
я его знаю?»- спрашивает она себя. Ответа нет.
Эллен знает его как лучшего покупателя и не только. Она много раз
слышала о нем.
Газетные
статьи и сплетни. Восторженное аханье второй продавщицы, Джекки,
которую мадам Малкин приняла на работу одновременно с ней, вопросы Марты,
увидевшей, как Эллен рассматривает фотографию в
статье о новом Министре Магии. «Как тебе этот красавчик?»
- или что-то еще в этом роде, говорили Джекки и
Марта, хотя солидной пятидесятилетней Марте не полагалось идиотски хихикать и
закатывать глаза. Двадцатитрехлетней Джекки это было еще простительно.
Она
знает его. Всему есть объяснение. Она о нем слышала, но этого недостаточно.
Может быть, Эллен уже давно искала ответы на еще не
существовавшие вопросы, искала каждый раз, когда смотрела на Малфоя. Теперь вопросы, наконец, появились.
«Откуда
я его знаю? Где я уже видела этот его взгляд?»
Вопросы
есть, а ответов как не было, так и нет до сих пор.
И
это все? – спрашивает целитель Лонгботтом. – Вам
кажется, что вы были знакомы с человеком, о котором ничего, кроме имени, не
знаете?
-
Да. Конечно, я знаю, кто такой этот Люциус Малфой – я же читаю газеты. Но, понимаете ли, мне кажется,
что я знаю о нем кое-что еще, кроме того, что два года назад он был выпущен из Азкабана досрочно и даже почти восстановил свое прежнее
влияние в обществе. Мне кажется, что мы были знакомы. Просто
кажется, объяснить я ничего не могу. Собственно, поэтому я к вам и пришла. Меня
пугает то, что происходит со мной, с моей памятью. Два случая, о которых я вам
рассказала – это еще не все. Я просыпаюсь ночью и не узнаю собственную комнату.
Меня пугают места, в которых я сотни раз бывала. Мне кажутся знакомыми почти что незнакомые люди. Как будто я – это не я. Да что со
мной такое?
- Мисс
Бернс, - целитель складывает пальцы в замок, - Мисс Бернс, вам придется пройти
тщательное обследование. Мы ведь хотим выяснить причину вашего беспокойства? Вы
согласны?
-
Да. Разумеется, - Эллен кивает. – Конечно.
-
Прекрасно, - целитель что-то записал в свои бумаги, - для начала зайдите на
осмотр к целителю Крайтону, нам нужно выявить причину
ваших головных болей. Еще несколько обследований…так, так…да, и это тоже. Не
волнуйтесь, все абсолютно безболезненно.
- Я
не волнуюсь, - говорит Эллен. Безболезненно или нет,
если это поможет ей справиться с ее страхами, она согласна. А избавление от
головных болей можно и оставить на потом.
Эллен забирает у целителя несколько листков с направлениями на
обследования и выходит в коридор. Смотрит на часы – у нее еще есть время. Но
надо спешить: к двенадцати она обещала вернуться в лавку, подменить Джекки, у которой свидание с каким-то «сногсшибательным
красавцем».
Время
еще есть. Кое-что она успеет сделать прямо сегодня.
********
-
Результаты обследования вашего мозга, миссис Бернс, будут завтра, - говорит
молоденькая целительница, ассистировавшая целителю Крайтону.
Эллен молча кивает, пытается встать с кушетки. Ей это удается не
сразу: ее мутит, перед глазами все плывет.
-
Это скоро пройдет, миссис Бернс, - успокаивает ее Крайтон,
- конечно, приятного мало, но эти зелья помогают получить подробную картину
работы головного мозга, выявить проблемные зоны.
- Проблемные? – еле ворочая языком, переспрашивает Эллен.
- Ну
что вы, я просто их так назвал, - говорит целитель, переглядываясь со своей
ассистенткой. – Если и вправду есть какая-то проблема, то мы сможем ее решить.
-
Значит, я узнаю обо всем завтра, - Эллен поднимается
с кушетки, опираясь на руку ассистентки целителя Крайтона.
Завтра. До завтра она подождет.
-
Да, миссис Бернс, - повторяет девушка, - конечно. А пока отправляйтесь домой и
хорошенько выспитесь. Если, конечно, это последнее ваше обследование на
сегодня.
Эллен выходит из кабинета, быстро идет по коридору. Нет уж, никаких
там «хорошенько выспаться». Сон – совсем не то, что ей сейчас нужно. Сейчас она
не может позволить себе попусту терять время. Отчего-то ей кажется, что его
осталось мало.
-
Ясно, почему, - принужденно усмехается она, выбираясь на улицу. – Я же на
работу опоздала.
******
Эллен возвращается в магазин без четверти двенадцать. Взбудораженная Джекки, притопывая
от нетерпения ногой, требует оценить ее новое платье. Как будто не Эллен его шила.
- Да
все прекрасно, - отвечает Эллен, - просто
замечательно. Твой Джеймс…
-
Дин, - поправляет Джекки.
- Так вот, твой Дин не устоит, вот увидишь, - Эллен давно свою роль выучила, и теперь следует ей, не
отступая ни на шаг. Джеймс или Дин, Альберт или Алекс…без разницы. Джекки важно одно – она должна выглядеть потрясающе и никак
иначе. Что ж, ей это удается.
Отделавшись
от Джекки, Эллен удаляется
в подсобное помещение. Пропустить покупателей она не боится – об их приходе
известит колокольчик.
А
пока она сидит в помещении без окон и старается вызвать в себе то ощущение
оторванности от внешнего мира, которое всегда у нее здесь возникало.
В
окружении деревянных манекенов со стеклянными глазами и свертков разноцветных
тканей, среди мотков ниток и тесьмы, среди иголок, булавок и коробок с
пуговицами Эллен чувствует себя защищенной. Это ее
мир. Вот уже три года. Это ее мир, он был таким, и останется таким же – еще
много-много лет. Будут меняться фасоны мантий, входить и выходить из моды цвета
и ткани, украшения и отделка, но на самом-то деле эти перемены будут
несущественны. Все будет как всегда: звяканье дверного
колокольчика, болтовня с Джекки, которая, наверное,
захочет, чтобы ее называли Жаклин, и станет рассказывать о муже (Джеймсе или
Дине), о детях, а может, потом и о внуках, будут приходить постоянные
покупатели и появляться новые, будут сменяться законы и министры, но здесь, в
подсобке магазинчика на Диагон-аллее, все останется
прежним. И она, Эллен, тоже. И через тридцать
лет ей все еще будет сорок пять. Глупо, конечно, уверять себя в этом. Эллен все прекрасно понимает, но отчего бы не потратить
несколько выдавшихся свободных минут на вполне невинные мечты?
К
тому же они помогают отвлечься от головной боли.
Эллен смотрит на манекен в черном парике. Стеклянные глаза, блестящие
черные волосы, тщательно нарисованная холодновато-презрительная улыбка.
Насмешка. Над нею, Эллен, тоже.
И
тут это снова происходит. Эллен вскакивает с
табуретки, на которой сидела. Боль стискивает ее голову раскаленным обручем,
все нарастает и нарастает. Эллен мечется по
подсобному помещению, тихонько подвывая от боли, пытаясь вспомнить, где лежит
ее сумка с недавно купленным обезболивающим зельем.
Сумка
все никак не попадается ей на глаза. Боль понемногу отступает, зато появляется
гнев. Гнев такой силы, что у Эллен темнеет в глазах,
а когда наваждение отступает, она обнаруживает себя стоящей перед обломками
того самого манекена в черном парике.
- И
как я только разломала эту дрянь голыми руками? –
удивляется Эллен отправляется за своей волшебной
палочкой. Заклинание «Репаро» - одно из тех, которые
ей удаются лучше всего.
Занимаясь
починкой манекена, она пытается припомнить, что же вызвало в ней такой гнев,
что стало причиной срыва. Ответа нет. Превозмогая страх и отвращение, Эллен все же пытается вспомнить. Это важно. Пусть даже за
это придется расплатиться ее собственным спокойствием. Все равно его не так
много осталось.
Спокойствия
и впрямь осталось немного. Раньше оно напоминало Эллен
толстый непромокаемый плащ, под которым так легко укрыться от разгула стихий,
от дождя и ветра, от мокрого снега. От урагана, конечно, под плащом не
укроешься.
Ураган,
готовый смести все на своем пути, приближается. Эллен
это точно знает. У нее всегда болит голова к перемене погоды.
*****
На
следующее утро она снова в кабинете целителя Лонгботтома.
Снова сидит на краешке стула. Этой ночью Эллен почти
не спала: стоило закрыть глаза, как на нее обрушивалось что-то, чему она пока
не могла подобрать названия. В ноздри лез тошнотворный запах, словно где-то
рядом сжигали мусор, ей слышалось какие-то шорохи и перешептывания, словно за
дверью спальни, или же в гардеробе прятались какие-то крохотные хлопотливые
существа, которые все время тихонько переговаривались, перебирали маленькими
склизкими (Эллен казалось, что она очень даже ясно их
видит) лапками, пересмеивались, обсуждали ее.
Иногда
ей казалось, что она может разобрать, что они говорят. А может, и не они.
Голоса
были определенно человеческие, когда тихие, когда громкие. Голоса принадлежали
далекому прошлому, а прозвучали только сейчас.
Голова
жутко болела, словно в нее поместили раскаленный шар, который постоянно
перекатывался туда-сюда. Эллен
села в постели, раскрыв глаза, а голоса все продолжали звучать; шорохи и
пришепетывания , издаваемые маленькими назойливыми
существами, тоже не умолкали. Эллен потрясла головой.
Ничего не изменилось, и боль все никак не проходила.
И
опять эти голоса. Теперь ей даже удалось разобрать несколько слов.
«Смотри-ка,
как держится…сучка. Давай еще полфлакона этого…»
«Не
боишься? Она концы не отдаст?»
«Если
до сих пор не отдала, то нет…»
Голоса
замолкли, но тут же вернулись снова.
Эллен показалось, что в тусклом свете ночника ее комната изменилась.
Голые стены, кровать без постельного белья, пустые книжные полки, гардероб с
распахнутыми дверцами. На какое-то страшное мгновение Эллен
показалось, что она видит себя саму, лежащую, скорчившись, на полу, глядящую в
потолок.
Самый
обычный белый потолок, привычный для ее взгляда.
И
снова голоса.
«Оставь
ее. Она очухается…»
«С
днем рождения, мисс…Бернс».
Хлопает
дверь, голоса замолкают.
Больше
она их не слышит.
Эллен до утра просидела на кухне, боясь заснуть.
Глава
2: «Долгий сон и пробуждение»
«…Мы
готовы к Войне. Мы ждем ее. Но мы не знали, что Война начнется у нас дома, в
наших кухнях и наших спальнях. Что не будет взрывов, стрельбы и медалей. Но
слава будет. Огромная слава. И смерть….»
Т. Литт, «Песни мертвых детей»
Теперь
она сидит в кабинете целителя и отчаянно борется со сном.
Отчего-то
целитель Лонгботтом оставил ее в кабинете одну,
вышел, как только дверь приоткрылась и заглянула молоденькая ассистентка того….как там его?…Крайтона.
Через несколько минут целитель Лонгботтом
возвращается. Проходит мимо Эллен, усаживается за
стол, и некоторое время молчит, не глядя на нее. Когда он поднимает взгляд, Эллен понимает: ей нет нужды заглядывать в результаты
обследования, которые, как она прекрасно понимает, лежат в кармане его мантии.
И дело вовсе не в том, что она едва ли сможет что-то понять из медицинских
записей. Не нужно разбирать все эти хитроумные целительские загогулины,
чтобы понять: с ней что-то происходит. Очень серьезное.
Как
она и ожидала, целитель вынимает из кармана свернутый в трубочку лист
пергамента. Эллен ободряюще улыбается молодому
человеку, словно бы говоря: «Да не тяните, говорите уж. Я готова».
Целитель
нерешительно смотрит на нее, он еще слишком молод, и каждый случай, когда он
вынужден сообщать пациенту плохие новости, сильно его задевает.
-
Вынужден сообщить вам, мисс Бернс…
Но Эллен больше не слышит его. Раскаленный шар снова
оказывается у нее в голове, только на этот раз он куда крупнее и словно бы
покрыт шипами.
Еле
слышно вскрикнув, Эллен начинает неловко заваливаться
куда-то в сторону. Все плывет перед глазами, Эллен
успевает увидеть метнувшегося к ней целителя. Она уже не чувствует, как он
неловко подхватывает ее, не позволяя упасть.
Шорохи
и пришепетывания бесчисленных крошечных существ, которым надоело прятаться,
снова настигают ее. Эллен погружается в темноту,
которая поначалу кажется ей спасительной.
Но
это вовсе не так: какое-то время она продолжает слышать шорохи, да еще те
голоса, что беспокоили ее ночью, словно пришедшие из далекого долгого сна.
«Будешь
за ней присматривать, поняла?»
«Да
поняла, - голос немолодой женщины. Говорящая явно недовольна. – Это надолго?»
«Года
на два, и это еще притом, что она крепкая. Да не выступай ты, в самом деле: она
последняя.»
Наконец
голоса смолкают.
******
Комната.
Светлая и просторная.
Это
определенно не ее комната.
Эллен пытается сесть в постели, но тут же падает обратно на подушку.
Борясь
с подступившей тошнотой, Эллен ждет, пока пройдет
головокружение.
Свет
слишком яркий. У нее болят глаза.
- Эллен, вы очнулись, - над ней кто-то склоняется. Когда ее
глаза начинают привыкать к свету, Эллен удается
узнать говорящего.
Целитель
Н. Лонгботтом. Она по-прежнему не знает его имени.
Эллен все же садится в постели, тут же пожалев об этом. Боль
пронизывает голову, череп словно готовится расколоться, как скорлупа ореха. Эллен пытается внимательно вслушиваться в слова целителя,
но не может. Его голос доносится до нее откуда-то издалека, то
затихая, то становясь непереносимо громким.
- Не
думаю, что должен вам это рассказывать…но ваш случай…я
ни разу не сталкивался с чем-то подобным…
-
Сколько мне осталось? – спрашивает Эллен. – Сколько?
– Она хочет услышать ответ, каким бы он ни был.
-
Трудно сказать точно…степень поражения мозга…недели три…может, пара месяцев. Мы
все удивлены, как хорошо вы держались…
-
Сколько? – переспрашивает Эллен, хотя она прекрасно
расслышала его слова. – Отчего…отчего это со мной
случилось?
-
Как я уже говорил, ваш случай…я думал, что он уникален.
-
Почему? Слушайте, не надо со мной осторожничать. Вы должны рассказать мне все,
слышите? Даже если это против правил…особенно в этом случае. Никто ничего не
узнает, - Эллен склоняет голову, поправляет съехавший
с плеча ворот больничной робы. – Я прошу вас.
- Я
работаю совсем недавно, ни разу еще ни с чем подобным
не сталкивался. Коллеги, к которым я обратился за советом, ничего не могли мне
толком объяснить.
Эллен удается преодолеть дурноту, и теперь она очень даже хорошо
слышит целителя. Правда, смысл сказанного им ускользает от нее.
-
Только один целитель, уже удалившийся от дел, смог припомнить подобные случаи.
Их было четыре. Всего четыре. И все четыре раза пациенты поступали к нам в
таком состоянии, что нам оставалось лишь констатировать смерть.
-
Кто…кто они были?
- В
этом-то и весь вопрос, мисс Бернс. У них были имена и фамилии, они все где-то работали…все четверо работали на каких-то незаметных
должностях. Один был клерком в Министерстве, другой – уборщиком в «Дырявом
котле»…у них было и еще кое-то общее: крайне слабые магические способности. Это
были почти что сквибы.
-
Как я, - Эллен усмехается.
- И
как у вас, ни у кого из них не было родственников. Никто их не искал.
-
Что…что стало с телами?
Целитель
долго молчит, прежде чем ответить. Выглядывает за дверь, чтобы убедиться, что
коридор пуст. Взмахивает палочкой, произносит Заглушающее заклятие.
- Их
забрали люди из Отдела Тайн. Они же заставили моего коллегу уничтожить все записи.
Вот, собственно, и все.
Эллен откидывает одеяло, спускает ноги на прохладный пол. Какое-то
время сидит неподвижно.
-
Если уж вы рассказали так много, может, не будете останавливаться? Может, до
конца расскажете?
-
Хорошо, - он явно колеблется. – Думаю, вы заслуживаете того, чтобы я вам
сказал. Мой коллега уверен, что все четверо в свое время были подопытными в
каких-то экспериментах в Отделе Тайн. Экспериментах с
человеческим мозгом, с памятью, мисс Бернс. По его мнению, некоторые из этих
экспериментов могли привести к подобным повреждениям мозга. Эти эксперименты,
конечно же, строго засекреченные, были направлены на достижение определенного
результата. Полной замены человеческой личности на другую.
Другие воспоминания, совсем другие магические способности. Внешность. Дом.
Работа.
- Но
зачем? И кто в своем уме согласился бы стать подопытным?
- Не
думаю, чтобы кто-то спрашивал у них согласия, мисс Бернс. У некоторых
заключенных Азкабана прав меньше, чем у лабораторных
мышей.
Вот
теперь ей все понятно. Да нет, не все, конечно. Все ей было бы понятно, если бы
она знала, кем она была раньше. Почему в ее доме нет ни одной семейной
фотографии, хотя родители у нее были, этоона знает
совершенно точно. Если бы она знала, откуда у нее все эти шрамы. На запястье и
на лице.
Каким
было ее лицо?
Теперь
Эллен уверена: ее лицо было
совершенно другим.
Как
и она сама.
-
Как ваше имя, мистер Лонгботтом? – спрашивает Эллен. – Мне бы хотелось его знать. Вы мне здорово помогли.
-
Меня зовут Невилл, - медленно говорит он, не отрывая
взгляда от шрама не ее запястье.
Эллен замирает, сидя на краю постели.
Голоса
возвращаются снова. Только это совсем другие голоса. И один из них – ее
собственный. Только ее зовут вовсе не Эллен Бернс.
«Ты
нам все расскажешь, Алиса, иначе я займусь твоим сыночком! – женский голос
срывается на визгливое хихиканье. – Говори, говори…посмотри,
что случилось с твоим муженьком…»
«Неееет…оставь меня…ты, сумасшедшая су… - голос второй
женщины. Она кричит, стонет, захлебывается криком. – Только не тро….не трожь Невилла…»
«Хочешь
еще?» - снова спрашивает первая женщина.
«Белла,
уходим, скорее, - голос молодого мужчины. – С минуты на минуту здесь будет
Хмури со своими людьми…»
***********
Эллен перестает слышать голоса, словно между ними и ею внезапно
вырастает толстая каменная стена.
Но
стена больше не мешает ей. Эти паршивые голоса и их трусливые подсказки ей
больше не нужны.
Они
нужны были этой жалкой, дрожащей идиотке Эллен Бернс.
Ну а ее имя – Беллатрикс Лестрейндж.
Вместе
с именем в ее памяти мгновенно всплывают и нужные заклятия. Выхватить у
мальчишки-целителя палочку не составляет никакого труда.
-
Малыш Невилл, - говорит она, переступая через
лежащего без сознания парня.
Выходит
в пустынный коридор. Ей нужно найти одежду. Нужно бежать отсюда.
Лонгботтом проваляется в отключке еще несколько
часов.
Убивать
она пока не может. Хорошенького понемножку. Но только пока.
К
малышу Невиллу она возвращаться не станет. Все-таки он
помог ей, хотя, конечно, ни за что не стал бы этого делать, если бы знал, кто
она такая на самом деле.
Беллатрикс заставляет себя медленно, не спеша пройти по коридору, спокойно
поговорить с целительницей, выяснить у нее, где можно забрать одежду.
Как
только ей удается забрать свои вещи и палочку, Беллатрикс
аппарирует из клиники.
Она
всегда это умела. А идиотка Эллен
Бернс много лет каталась на метро вместе с толпой вонючих магглов.
Беллатрикс поспешно покидает клинику. Это самое настоящее бегство. Беллатрикс хочется бежать, бежать вместе с тайной, которая
так неожиданно обрушилась на нее, с этим новым знанием о том, кто она такая на
самом деле. Она почти ничего вокруг не видит, а посторонние звуки едва ли не
полностью заглушает бешеный стук ее сердца.
Ей
надо спешить. Времени мало, а дел полно. Как оказалось, у Беллатрикс
Лестрейндж осталась куча неоплаченных долгов. Что ж,
пришла пора их отдать, пока еще есть время.
********
Она аппарирует на Дрянн-аллею и
некоторое время стоит, привыкая к новым (точнее – давно забытым) ощущениям. К
тому, каково это – быть самой собой.
Ей
много с кем нужно встретиться.
Поговорить
по душам.
Теперь
Беллатрикс может отчетливо вспомнить, что с ней
произошло.
Она
попалась. Попалась по-глупому. В самом конце войны, которую Темный Лорд явно
проигрывал.
И он
не стал вытаскивать ее из беды: ведь еще тогда, в Министерстве, когда Беллатрикс помогла Сириусу Блэку
распроститься с его никчемной жизнью, еще тогда ее Повелитель отчетливо дал ей
понять, что недоволен ею. Что еще один промах – и она очень сильно пожалеет.
Она
пожалела, это уж точно. Никто не пришел, чтобы вытащить ее из Азкабана, никто, ни один из последователей Лорда.
Именно
тогда она впервые подумала, что Снейп был прав. Прав
во всем, особенно же в том, что от преданности Лорду нет никакой пользы ни
самому Лорду, ни тем, кто ему предан. В том, что Повелителю нужен результат, а
вовсе не преданность.
И Беллатрикс чувствует такой прилив злости, что витрина
обшарпанной лавочки напротив с громким звоном
лопается, рассыпается стеклянным крошевом.
Она,
Беллатрикс, так верила Темному Лорду, всем его
обещаниям, считала их такими надежными, строила из них свое будущее. Ну а потом
все в один момент рухнуло, а ее собственное будущее преобразилось в будущее
какой-то жалкой серенькой мышки Эллен Бернс.
«И
спасибо этому мальчишке Лонгботтому, - думает она. -
Если бы не он, я вполне могла бы умереть, считая себя Эллен Бернс, пользовавшейся спичками, чтобы вскипятить
воду».
Домой
возвращаться нельзя. Беллатрикс содрогается,
вспомнив, какое жилище Эллен Бернс считала домом все
годы. И соседка, назойливая глуповатая Марта…не была
ли ее добродушная назойливость всего лишь основанием для того, чтобы постоянно
приглядывать за ней, Беллатрикс, полудохлой
лабораторной мышью?
Безумный
смех вырывается у Беллатрикс, когда она представляет
себе, как все эти наблюдатели всполошатся, узнав о том, что она пропала. А
потом начнутся поиски.
Ей
нельзя попадаться. Даже не потому, что Беллатрикс не
желает снова оказаться в лапах у этих чертовых экспериментаторов. Просто
потому, что пришла пора расплачиваться по старым счетам.
Те
из бывших последователей Темного Лорда, кому удалось остаться на свободе, кому
удавалось на протяжении всех этих лет вести жизнь примерных обывателей и не
попадаться, эти трусливые ублюдки, предатели…
Ей
есть, о чем с ними поболтать.
Со
всеми и с каждым по отдельности. А потом и с самим Темным Лордом, если,
конечно, мальчишка Поттер не вышиб из него дух. Эллен Бернс никогда особо не интересовалась новостями
магического мира.
Краем
глаза Беллатрикс замечает какой-то блеск, солнечный блик.
Низенький человечек подходит к одной из лавок и заклинанием открывает дверь.
Входит внутрь, что-то расставляет на прилавке. Беллатрикс
наблюдает за ним сквозь витрину. Одна рука у человечка в перчатке, а когда та
съезжает, видно, что рука сделана из какого-то блестящего металла.
Беллатрикс пересекает улицу и входит в лавку.
Звякает
дверной колокольчик.
-
Здравствуй, Питер, - говорит она.
-конец-