Автор: Julajn

Название: Поговорим о странностях любви…

Жанр: romance, но мрачно

Пейринг: ТР (ЛВ) / СС

Содержание: И Вольдеморты любить умеют…

Посвящение: ненаглядному вдохновению и лучшему другу – Gayfield!!! J

 

 

Способны ли дьяволы испытывать любовь друг к другу?

Неужели они тоже могут гулять, взявшись за руки, по аду

и при этом говорить примерно следующее: «Ах, друг мой,

я так тебя люблю»?

Э.Райс.

 

…Как странно складываются наши судьбы…

 

– Crucio.

Взмах волшебной палочки – и боль, жуткая боль, разрывающая внутренности. Ты молчишь. Хорошо. Я подаюсь вперёд, чтобы лучше видеть твоё лицо. Обожаю твоё выражение – особенно сейчас, когда тебе так больно, что впору визжать, как свинья, которую режут, а ты стоишь невозмутимый, как профессор перед заседанием кафедры, и только бледнеешь всё больше и больше, и лицо твоё начинает подёргиваться… Это всё. Ни визга, ни воя, ни мольбы и пощаде… ничего из того тошнотворного набора средств, коими мои жертвы обычно пытаются меня разжалобить…

 

Как будто я знаю, что такое жалость. Как будто я стану жалеть их, когда не жалею тебя, когда так обращаюсь с тобой.

 

– Довольно.

 

Боль отпускает, ты легко киваешь мне, не выражая эмоций ни словом, ни жестом. Ты бесстрастен, как всегда, и это я в тебе ценю. Никогда не давай другим заметить твою слабость. Хорошо. Ты отступаешь, повинуясь моему взгляду, с отчуждённым видом, словно получил сейчас от начальства небольшой выговор… а ведь я два часа убил на это Crucio. Два часа я старался сделать его особенно болезненным, чтобы наконец заставить тебя закричать… издать хоть звук… но ты выдержал испытание как всегда безупречно.

 

Хорошо, Северус. Хорошо.

 

Очередное собрание Пожирателей Смерти. Люциус Малфой стоит посреди зала и визжит что-то своим противным тонким голосом, раздуваясь от напыщенности и принимая красивые позы. Очередной доклад, важные сведения о планах наших врагов, как же… Я делаю вид, что слушаю его, любуясь тобой. Это гораздо интереснее.

 

Даже чёрный плащ Пожирателя Смерти не в силах скрыть твоей красоты. Ты стоишь, гордо выпрямившись, внимательно слушаешь, настороженно поглядывая по сторонам… я слишком хорошо знаю, для чего… точнее, для кого. И мне больно, хотя, казалось бы, я много лет назад забыл о том, что такое боль…

 

Ах, Северус, как ты мог предать меня… Продаться этому ублюдку, Санта-Клаусу, набитому маразмами, презренному пожирателю сладостей, говорливому шуту гороховому… Рисковать своей жизнью, собирая информацию для тех, кто никогда в жизни не оценит тебя, не поймёт, не полюбит… Ты можешь один уничтожить меня, но они лишь пожмут тебе руку, поаплодируют, и в дальнейшем будут избегать тебя ещё больше, чем сейчас. Потому что будут бояться тебя ещё больше за твою силу, а не только за красоту, которой они не видят, просто не могут видеть. Злобный Мастер Зелий с мерзким нравом, как же… После стольких лет знакомства, почти совместной жизни, – это всё, что они могут сказать о тебе?!

 

Глупцы. Идиоты. Безмозглые дурни. Глупцы.

 

Совещание продолжается. Кто-то что-то говорит, что-то важное, я не слушаю. В конце концов, какое мне дело, как пойдёт эта война? Моё дело – встать и глупо заржать в конце, изображая полного психа и чокнутого, и смотреть, как склоняются передо мной мои последователи и приспешники… те, кто продаст и предаст меня при первой возможности, прояви я хоть минутную слабость.

 

Они все упали бы в обморок, узнай, о чём я думаю сейчас. А вернее, о ком… Чьи обсидианово-чёрные глаза просто топят меня в себе, чьи агатово-чёрные волосы я прижал бы к губам и целовал, как безумный, если бы мне только позволили… Если бы я мог наплевать на всё, авторитет и положение Тёмного Лорда в том числе, и сорваться сейчас с трона и целовать тебя, любить, дышать тобой, и ощущать тебя в моих объятьях… Но ты не поймёшь, а оттолкнёшь меня, если посмеешь… а ты посмеешь, я уверен. Ты так привык видеть во мне маньяка и своего повелителя, что никак не заподозришь мужчину, любовника… возлюбленного… Того, кто мог бы стать тебе лучшим в мире возлюбленным, если бы ты только позволил…

Смотри-ка, я заговорил стихами. Я ещё способен на поэтические мысли и не менее поэтические чувства. Всё из-за тебя, Северус…

Ха-ха.

 

Никогда не понимал, что связывает тебя с этими тупыми волшебниками. С Хогвартсом в том числе. Там мы оба провели свои худшие годы – раннюю юность, а теперь ты рискуешь жизнью ради тех, кто травил тебя и презирал…

В этом – наше отличие. Я не отличаюсь твоим благородством, и желание отомстить похитило остатки моих мозгов, – как думают мои враги в этом вертепе «светлых» сил, – и стало основной моей целью, способом отлично провести предстоящую вечность и при этом отомстить за обиды, – как смотрю на дело я сам.

 

Вообще мы с тобой удивительно похожи. Даже странно, как этого до сих пор никто не заметил, – и особенно как этого до сих пор не заметил ты, с твоим-то умом и редкой проницательностью! Вообще-то, пресловутая преданность Ордену Феникса – единственное, что отличает друг от друга нас с тобой… но разве мы не сумеем преодолеть и это разногласие, если сами того захотим?!

 

Я помню твоё посвящение в ряды моих сторонников, – процедура, давно уже не вызывающая у меня никаких чувств, кроме разве что брезгливого отвращения. Слуги Тёмного Лорда, как же! Интриганы и честолюбцы, примкнувшие ко мне лишь потому, что видят во мне силу, и всегда готовые предать, – что им за дело до моих эмоций, разве они когда-нибудь смогут меня понять?!

 

Ты не был таким, – и таким и не стал. В тот день ты стоял передо мной с гордо поднятой головой, но с пустотою в сердце, так знакомой мне по себе, что… Я, усталый и раздражённый, вдруг поймал взгляд твоих чёрных глаз… затравленный взгляд… и подался с трона навстречу тебе. Если бы мог, я бы спрыгнул с него кувырком и заключил бы тебя в объятия, и плевать, что скажут остальные. Ты был так похож на меня… на меня самого много лет назад, когда я, такой же юный, как ты, принял своё решение, определяющее сейчас судьбу всего магического мира…

 

Мои планы, признаться, были очень простыми. Из Мальчика, Который Никому Не Нужен я намеревался стать Парнем, Которого Боятся И Ненавидят Все и завоевать мир, – и ещё отомстить. Не больше, но и не меньше. Вполне стандартная программа космического маньяка, как видишь, но я просто не знал, что мне делать. Не видел выхода из той ловушки, в кою загнали меня гордость и обстоятельства… проклятая гордость и не слишком счастливые обстоятельства моей юности, наложившие на меня такой след… искорёжившие всю мою жизнь, что толку темнить! И я действительно намеревался сделать это, и намереваюсь до сих пор, – только цель моя немного изменилась. Теперь я хочу не просто отомстить этому миру и моим врагам, – я хочу отомстить им всем за тебя.

 

Я почти не помню твоего посвящения. Ты держался уверенно и гордо, чётко произносил слова клятвы и был бесстрастен, словно статуя, но я-то видел… Может быть, только я разглядел игру страстей за маской льда, полыхающий огонь обиды и боли, коий ты скрываешь от всех, а от меня упрятать не смог.

 

Потому что во мне горит тот же огонь.

 

Я не слышал слова твоей клятвы. Я тонул в твоих чёрных глазах и молчал, – к счастью, положение моё таково, что безмолвное восхищение в моём исполнении легко принять за скуку и небрежность. Никто из них ничего не заподозрил, а я любовался тобой и хотел тебя, и страстно жаждал узнать твоё имя… и когда оно наконец сорвалось с твоих губ, я едва удержал жаркий стон.

 

Северус Снейп. Северус Снейп. Северус Снейп.

 

Имя, подобное леднику высоко в горах, далеко на севере, и броску змеи[1]. Изящное и стремительное. Властное и гордое, и немного коварное, – совсем как наш любимый факультет. Ты из Слизерина, – я и не сомневался. Ах, как прекрасны черноглазые брюнеты! Как я был счастлив, что ты сам пришёл ко мне, и мне не пришлось искать тебя по миру, – а увидев такого, как ты, я разнёс бы весь Хогвартс по камешку, лишь бы заполучить тебя. Эти грубые и подлые кабаны тебя недостойны. И пусть это моё отношение никогда не проявится внешне, – что едва ли возможно, при наших-то порядках и отношениях, – но себе я могу признаться: ты стал мне дорог с первых же секунд, и сейчас я предпочту потерять всю свою организацию, но сохранить тебя. Может быть, я и жизнью для тебя способен пожертвовать, – а рискнуть ей для тебя и подавно. Моя жизнь давно утратила смысл, но теперь я хочу, чтобы ты жил. Потому что с тобой моя жизнь обретает новый свет…

 

Взгляд чёрных глаз. Власть чёрных глаз. Неожиданная и болезненная, совсем не желанная мною любовь, упавшая сверху, как камень, молниеносная и болезненная, словно укус чёрного змея, и сладкая, как… твои глаза…

 

Мне плевать, как и в честь чего всё это произошло. Знаю только, что больше я тебя отсюда не выпущу. И вообще ниоткуда не выпущу.

Ты мне нужен, ты очень нужен мне, Северус.

 

Может быть, даже я тебе нужен. Как сильный покровитель – несомненно, но я хочу большего. И я знаю, что это возможно, – не сейчас, так немного позже. Когда ты привыкнешь. Когда ты научишься видеть меня за моей маской, – ты ведь носишь маску всю жизнь, так что должен уметь срывать её с других. Когда ты поймёшь. Я ведь видел, как после церемонии ты разглядывал на стене мои фото, – идиотскую коллекцию превращений, кои я терплю только для того, чтобы мои сотрудники, поступившие раньше, не пугались меня в новом облике и знали, что всё это – я. И я видел, как надолго ты задержался перед самой первой фотографией юного Томми Реддла, – выпускника Хогвартса, черноволосого красавчика, – и видел, как ты вздохнул, поглядев на то, что я есть сейчас. Такой мальчик, каким я был прежде, вполне мог бы тебе понравиться, – и понравился, очень понравился, я же видел.

Потому что я знаю: тебе нравятся мальчики.

И скажу по секрету: мне они тоже ужасно нравятся…

 

Я не знаю, что заставило тебя вновь вернуться на так называемую светлую сторону. Не знаю, и не хочу знать, потому что мне это больно. Может быть, со временем ты сам мне всё объяснишь…

Может быть, дело в том, что там все тебя любят, – или делают вид, что любят. Ты ведь так нуждаешься в любви и понимании… так сильно нуждаешься, что пойдёшь за любым, кто поманит тебя призраком дружбы.

Даже за Дамблдором.

 

Я даже не виню тебя, любимый. Призрак дружбы обманет кого угодно, я и сам хотел бы в него верить… Это так заманчиво и восхитительно, что противиться просто невозможно. Вдруг поверить, что всё ещё может закончиться хорошо. Что кто-то в меня верит. Что у меня ещё есть шанс стать нормальным. Что кто-то полюбит и примет меня любым, что бы я ни натворил. Что у меня ещё могут быть друзья… что у тебя они ещё могут быть… но это иллюзия, Северус, поверь! Я знаю, что это иллюзия. Они никогда не поймут и не примут нас, а Дамблдор просто мерзавец. Рисковать тобой только для того, чтобы добыть информацию о моей деятельности, каждый раз посылать тебя на смерть, мучительную и долгую, и лишь тихо сожалеть про себя… или тихо радоваться, что судьба и боги избавляют его от тебя…

 

Он использует тебя, ты же видишь… или просто не хочешь видеть. Ты не мог не понять, что его устроит любой вариант: пока ты жив, ты добываешь информацию, а если тебя раскроют… Его это волнует? Он переживает, что тебе грозит долгая и мучительная смерть от рук моих сподвижников, от моих рук? Не мели чепухи, Северус, ему на тебя плевать. И всё время было плевать.

 

Ты уже труп, Сев, а вернее, станешь трупом, когда законное негодование пересилит этот мой каприз. Ведь я давно уже всё о тебе знаю, и не выдал до сих пор лишь потому, что влюбился в тебя и получаю эстетическое удовольствие от созерцания твоей красоты… но если ты начнёшь всерьёз угрожать моим планам, я просто вынужден буду тебя обезвредить, – разве не так, Северус? А «обезвредить» на языке Пожирателей значит «уничтожить», и Дамблдор не может об этом не знать… и ты сам не можешь об этом не знать. За что ты рискуешь, Сев, – ради их благодарности? Так ты даже её не дождёшься, да и чем утешит благодарность раскрытого лазутчика, умирающего от многочисленных Crucio? Мы ведь славно развлечёмся с тобой, Северус… а твои так называемые друзья и не узнают, что с тобой. А узнают, так не смогут помочь… нет, даже просто не захотят помочь. Ты для них давно уже мёртв. В мыслях они давно уже разыграли эту партию на двадцать лет вперёд, и стоит ли так сильно переживать белым шахматным фигурам, если их махинации во имя торжества светлого дела приведут к гибели случайно затесавшейся к ним чёрной пешки? Может быть, они позволяют тебе дышать только потому, что ты нужен им как ловкий шпион, а потом они сами прикончат тебя, – в том маловероятном случае, если ты выживешь на этой проклятой войне. Тёмный маг и бывший Пожиратель будет чёрным пятном на лике светлого дела, а от пятен избавляются безжалостно…

 

Не хочу. Не хочу даже думать об этом. Мерзавцы. Подлые мерзавцы. О, Северус, оставь это… но ты не можешь, ты уже не можешь оставить, ты увяз во всём этом куда глубже, чем я, и конфликт разрешится чьей-то смертью… я боюсь, что в итоге твоей… О, да, я боюсь, боюсь ужасно и нелогично, так сильно боюсь за тебя, Сев…

 

Они убьют тебя – моими руками или же сами. Тайно, чтобы никто не узнал. Не понял, что они из себя представляют. Тёмная магия – всего лишь ширма, позволяющая априорно клеймить всех её адептов мерзавцами… и отвлекающая от мыслей, что под маской светлого дела могут таиться куда худшие мерзавцы. Так поступить с тобой… О, Сев, дорогой, я убью их всех…

 

Твоя смерть официально станет смертью героя, – свет ведь щедр на посмертные почести. Разумеется, будет награда и прощальные речи, – а может, и не будет, ведь ты умрёшь тайно, и никто не узнает, за что… а Дамблдор будет только рад, что судьба наконец избавила его от тебя, – могущественного чистокровного волшебника, достойного кандидата на власть Тёмного Лорда…

 

Когда я думаю об этом, мне хочется убивать его в два раза дольше, чем я планировал вначале, – а ведь я запланировал очень долгую вечеринку…

Старый мерзавец.

 

И, пожалуй, хорошо, что никто в Хогвартсе не видит твоей неземной красоты, а вернее, не в силах её оценить. Если бы они поняли, за тобой бы носилась вся школа во главе с самим Дамблдором, добиваясь твоего внимания. Альбус всегда отличался похотливостью и любовью и к изящным и благородным черноволосым мальчикам. Никогда не забуду, как он страстно домогался меня в мои первые годы учёбы, как часами подкарауливал под лестницей только для того, чтобы ущипнуть меня за задницу или отвесить пошлый комплимент. Уже тогда я ненавидел его за домогательства, а уж когда об этом прознала вся школа и прозвала меня голубым… Меня, Мальчика, С Коим Ни Одна Девица И Ни Один Парень Не Желали Иметь Никакого Дела! Никакого… никогда… Наказать за его похотливость меня?! Насмешками и травлей всей школы?! Да ещё развернуть дело так, словно это я домогался его?!

 

Ненавижу. Я их всех ненавижу.

 

И не желаю, чтобы ты испытал нечто подобное. Быть красавчиком нелегко, порой полезнее считаться некрасивым и закомплексованным… в твоём случае особенно полезно, потому что я перебил бы весь Хогвартс, посмей кто-то из этих ублюдков коснуться тебя хоть пальцем. Или даже отвесить тебе комплимент.

 

Твоя неземная красота, мой драгоценный возлюбленный Севви, должна принадлежать только мне. И никому больше.

 

Да, Северус, дорогой, настало время самых страшных признаний. Я люблю тебя. Не спрашивай, как так получилось, я первый думал, что уже ничего не способен почувствовать. Ты заставил меня пересмотреть точку зрения на многие мои поступки, ещё недавно казавшиеся правильными, и, чёрт возьми, даже пожалеть, что много лет назад я применил к себе эти дурацкие трансформы, постепенно превратившись из красивого парня, коий мог бы тебя увлечь, в красноглазого монстра, на которого и смотреть страшно, и человеком назвать – много чести будет… Подумать только, даже мне не чуждо кокетство… хотя я просто хочу нравиться тому, кто и мне симпатичен, а это уже называется по-другому… Но трансформы – забота тела, а не души. Я ведь знаю, ты не боишься чудовищ и способен разглядеть мою душу за уродливой внешностью, – как никто за бесстрастьем не видит твою. Я всё тот же, кем был много лет назад в Хогвартсе, – затравленный, никому не нужный… только теперь моя внешность куда больше соответствует внутреннему содержанию…

 

Обличие моей ненависти. То, что было, не забудется никогда, – нами обоими. И виновен в этом один и тот же человек – Альбус Дамблдор, с его проклятой жизнерадостностью и столь же проклятой неспособностью замечать то, что делается у него под носом… Впрочем, очень может быть, что он замечал. Замечал и делал вид, что ничего не происходит, потакая своим любимцам… Потому что есть в Хогвартсе такое дурное правило – потакать любимцам во всём, пусть даже и топча остальных…

 

Скажи, Сев, чем мы были хуже? Нет, не хуже, а ЛУЧШЕ многих и многих ублюдков, получавших постоянные поощрения от учителей и любовь товарищей, в то время как нам с тобой доставались подозрительность и насмешки. И они ещё удивляются, что после стольких лет мы платим им ненавистью за то, что они искалечили наши судьбы, лишив нас даже не просто детства и юности.

Нормальной жизни.

Друзей.

Увлечений.

Права любить и быть любимыми, заводить знакомства, дружить и влюбляться, танцевать до упаду на вечеринках, общаться, играть и смеяться с приятелями, а вечерами читать под одеялом с фонариком и рассказывать страшные истории…

Быть такими, как все.

Счастливыми.

Быть нормальными в глазах остальных, не считаться придурками и отморозками, не встречать неприятие и ненависть, когда мы ещё никого не обидели и готовы были любить, когда нам так нужна была помощь…

 

Такое не забывается. Это снится в кошмарах до старости, до смерти. Это медленно убивает, разрушая мозг, толкая на всё, чтобы отомстить, заставить других ощутить хоть часть того, что ощущаешь ты, подарить другим хоть часть своего личного ада, заставить понять… но они не поймут. Они никогда не поймут. Такое поймём только мы, я и ты, мы с тобой, но ведь мы не можем быть вместе…

 

Почему так случилось?! Почему ты родился так поздно, – или я – так рано?! Будь мы однокурсниками, одноклассниками, даже учись в Хогвартсе одновременно, пусть и с разницей в несколько курсов, – ничего подобного бы не случилось.

Потому что мы не могли бы не заметить друг друга.

Остаться равнодушными.

Не понять.

Не влюбиться мгновенно друг в друга.

И не быть вместе, – отныне и навсегда.

Для нас с тобой, мой любимый, это было бы просто невозможно…

Ты слышишь меня – невозможно!

Никогда!!!

 

Я так и вижу эту сцену, что никогда уже не случится, разве только в воображении: я, угрюмый одинокий старшекурсник, стою у стены, мрачно наблюдая церемонию распределения… и вдруг подаюсь вперёд, когда Шляпа определяет угрюмого тощего малыша в Слизерин, – на мой факультет!!! – ловлю взгляд чёрных глаз… и вдруг дружески улыбаюсь, впервые в жизни, и ты тоже улыбаешься мне… И мы идём навстречу друг другу, не обращая внимания на этих прожорливых ублюдков за битком набитым праздничным столом… Нам уже нет до них никакого дела.

«Привет, я Северус. Северус Снейп».

«А я – Том Реддл. Привет», – тепло и по-дружески улыбаюсь, ощущая твою робость и настороженность: всё-таки я старше тебя, и ты совсем меня не знаешь, и не привык доверять посторонним… ты вообще никому не привык доверять… но мы это исправим, непременно исправим… – «Хотя ты можешь звать меня Том или Томми. Так бы звали меня друзья… если бы они у меня были».

«Хорошо. Зови меня Сев».

 

Хорошо. Зови меня Сев. Я и так зову тебя только этим именем, любимый. Мои ночи вдруг стали теплее и мягче, когда я представил, что ты лежишь со мной рядом, разметавшись по подушке, и твои прекрасные глаза закрыты, а чудесные чёрные волосы рассыпаются по подушке и плечам, словно чёрные змеи… хотя ты спишь, зажавшись в комок, как и я.

Я знаю. Я проверял.

 

Ты ведь теперь мой слуга, я всегда знаю, где ты и что делаешь… даже то, как ты спишь, и что тебе нравятся мальчики… Чепуха. Я люблю тебя и поэтому чувствую… и знаю о тебе такое, что ты не расскажешь никому… никогда… ни под какими пытками. Но мне не нужно пытать тебя, чтобы дознаться до истины. Чтобы понять, как притворны твоя холодность и бесстрастие. Чтобы понять тебя.

Потому что я и сам такой же.

 

И да, Сев, дорогой, я входил в твою спальню. Один раз, а вернее, два раза. Просто для того, чтобы взглянуть на тебя во сне, увидеть, какой ты, когда маска спадает…

Я даже не хотел заняться с тобой любовью, – хотя я хочу тебя так, как никого и никогда в моей жизни. Но в тот раз мне нужно было просто понять. И увидеть подлинного Северуса Снейпа без маски бесстрастного и язвительного подлеца, и понять, какой ты на самом деле, – ведь во сне всё притворство теряет значение…

 

Я увидел кошмары и боль. Я увидел тоску. Я увидел отчаяние.

Мы похожи куда больше, чем я думал, ведь я тоже спал именно так до тех пор, пока вовсе не разучился спать…

 

И я понял, окончательно понял, как сильно ты нужен мне. Как страстно хочу я тебя защитить, даже просто быть с тобой в одной комнате. Как жажду быть рядом с тобою всё время, охранять твой сон, ласкать и гладить, избавляя от кошмаров, и шептать тебе ласковые слова, – до утра, пока ты не проснёшься…

Злобным духам ведь спать необязательно.

 

Ты лежал, зажавшись в комок, и стонал во сне, сжимая кулаки до крови. Тебе снилось что-то плохое, а я не вправе был даже отогнать твой кошмар.

Потому что ты всегда ощущаешь моё присутствие. Ты бы проснулся, а время для такого нашего разговора ещё не пришло.

Но оно непременно придёт.

 

Будь мы вместе ТОГДА, нам ничто в мире не было бы страшно. Ни Мародёры, ни однокурсники, ни учителя, ни сам Дамблдор. Мы плевали бы на всех и были бы вместе, несмотря на дурацкие школьные правила, запрещающие… хм, не поощряющие такого рода любовь. Вместе мы победили бы наших врагов. Нам было бы просто на них наплевать, – ведь нас было бы двое. Мы бы победили их всех, и гуляли бы вдвоём по коридорам, и на парах сидели бы всегда рядом, вдвоём выполняли бы задание и работали в библиотеке, жили бы в одной комнате, – даже в одной кровати! – и занимались любовью, как влюблённые и одержимые, каждый вечер и каждую ночь. Я бы даже цветы тебе дарил. Или ты – мне. Но этого не будет, никогда не будет, лишь по глупой несправедливости судьбы, заставившей одного из нас родиться чуть раньше – или чуть позже. В те годы мы оба были одиноки и беззащитны от насмешников, остались беззащитны и одиноки и во взрослом безжалостном мире, – но кто мешает нам если не исправить, то наверстать потерянное сейчас?!

 

Я уже не просто люблю тебя, я схожу по тебе с ума. А если ты скажешь, что мне и так немного осталось до полного сумасшествия, я тебя придушу и убью себя следом, – что бы я ни говорил, я уже не мыслю себе жизни без тебя. Ты нужен мне весь, целиком и полностью, без остатка, и с Дамблдором я тебя делить не намерен. Перебьётся, маразматик старый. Знаю, ты терпеть его не можешь, но не могу отвязаться от жуткой мысли: а что, если он вдруг тебя изнасилует?! За ним не застрянет. Я и сам изнасиловал бы тебя в первый же день, но я выше этого.

 

Но это всё слова. Я люблю тебя. Люблю так, как никого на земле. Я хотел бы стать дементором, чтобы выпить твою душу, а вернее, разделить её с тобой… Говорят, у меня нет души, – но это значит, что у нас была бы одна душа на двоих…

Была бы…

Есть…

Есть сейчас…

У нас одна душа на двоих, – ведь иначе не объяснить, почему я тебя так понял, почему терплю твой умелый шпионаж в пользу Дамблдора, почему срываюсь и применяю к тебе Crucio в два-три раза чаще, чем ко всем прочим… почему я так сильно люблю тебя… и хочу тебя… и хочу за тебя отомстить.

Да, хочу за тебя отомстить. Да, хочу тебя. Эти чёртовы Мародёры ещё пожалеют, что посмели травить тебя в школьные годы и позже. Негодяи, травить моё совершенство! И начну я, пожалуй, с Поттера. Он главный из них, ты ненавидишь его сильнее других, – а главное, у него уже есть семья, – жена и сын. Их смерть ударит по остальным куда больнее, чем гибель любого из Мародёров-холостяков, – эти глупые и слабые существа так болезненно реагируют на гибель женщин и детей…

 

Может быть, тогда ты поймёшь. Может быть, тогда мне поверишь. Потому что я никогда не хотел тебе зла. Я бы пальцем тебя не тронул. Потому что я не убил тебя до сих пор и не убью никогда потому, что люблю тебя. И хочу, чтобы мы были вместе. Не сейчас, а немного позже. Когда я придумаю обратные трансформы и постараюсь немного исправить внешность, чтобы не внушать тебе отвращения. Когда мы оба отвяжемся от этих глупых и нелепых обязанностей – я от Тёмного дела и планов, достойных параноика, ты – от Хогвартса и Дамблдора. Потому что это нелепо. Потому что это убийство, нет, хуже убийства – разлучать сердца, просто созданные друг для друга. И разница в возрасте здесь ни при чём: ты мог бы быть моим сыном, но это лишь заставляет меня любить тебя ещё сильнее…

 

Высокий, нескладный, худой. Глаза чёрные, как у птицы, нос с горбинкой, как птичий клюв. Тонкие губы, немытые волосы. Вечная мрачность и язвительность, переходящая в патологическую ненависть и желание задеть любой ценой… Это всё, что они сумели разглядеть в тебе?!

 

Глупцы. Безжалостные, злобные глупцы. Убийцы. Нет, хуже убийц.

 

Я отомщу им – за нас обоих. Я убью каждого, кто когда-то посмел обидеть тебя или меня. Я убью остальных – за их тупость и равнодушие, за неумение понять и помочь. Я убью их всех, – и мы останемся в мире вдвоём. Только вдвоём, ты и я. Севви и Томми. Хорошая парочка, правда? А ведь мы и впрямь красивая пара…

 

Я убью их всех, и если погибну, отдам свою силу тебе. Всю силу моей любви, что ещё живёт в моём искалеченном теле, – и её там куда больше, чем ты думаешь, Сев, дорогой! Вполне достаточно для того, чтобы мы были счастливы вместе, когда закончится эта проклятая война…

 

Если оно будет для нас, это после.

 

Но ты не умрёшь. Я защищу тебя своей любовью, и ты выживешь. Пусть искалеченным, опустошённым, но ты не умрёшь, ты дождёшься меня. Потому что я воскресну, если даже умру. И приму тебя каким угодно уродом, и буду любить даже больше, чем прежде. В конце концов, я ведь и сам урод.

Но ты не будешь так думать. Когда-нибудь я всё объясню тебе, и ты увидишь мою душу за этой искалеченной оболочкой и всё поймёшь, и никогда не будешь думать обо мне как о чудовище, узнав, какой я есть на самом деле.

Потому что никто не поймёт тебя лучше, чем я.

Потому что я такой же, как ты.

Потому что мы должны быть вместе, – по этой причине и сотне других, столь же важных. Ты мне нужен, а я нужен тебе, – не как лорд, повелитель и грозный палач, а как любовник, любимый и друг. И ты нужен мне. Мы просто должны быть вместе.

Ах, Сев, дорогой, называй меня Томми…

 

Глупость. Двойная глупость.

 

Разумеется, я убил их, это было нетрудно. Джеймс пытался изображать магическую защиту, строя из себя грозного воина, Лили гнусно визжала, умоляя пощадить их – пощадить Гарри – ха-ха. Как будто я ещё был способен на жалость. Я убил их обоих и раскрасил их сыночку лоб знаком молнии, – просто так. Нет, не просто так.

 

Любовь к тебе поразила меня как молнией, Сев. И этот знак я оставлю на лбу малолетнего ублюдка, да съедят дементоры его душу когда-нибудь.

 

Как любовное послание тебе.

Как мой знак «Я люблю тебя», мой бесстрастный и вспыльчивый Северус.

Я люблю тебя.

И умираю с этими словами на губах.

 

Я люблю тебя, Северус. Люблю тебя, Снейп. Только я. Люблю.

И ты не люби никого, дождись меня, жди меня, слышишь? Я вернусь. Я подставился, как дурак, под любовь его матери и умираю, но я вернусь. И пусть сопляк не воображает, что сам уничтожил меня. Мне просто нужно передохнуть.

И немного подумать.

 

Моя месть не закончена. Хорошо, что мальчишка остался жив: я заставлю его заплатить до конца за всё, что нам сделали его родители и все остальные. Я заставлю его пройти через всё, что мы прошли, и ощутить, что мы чувствовали, и заплатить нам сполна за отца и себя… Видишь, Сев, я уже не отделяю твою боль от своей…

Надежда Магического Мира, Герой, Мальчик, Который Выжил… Ха-ха. Придумают же такие идиотские прозвища. Как будто такой сопляк мог и впрямь победить самого Вольдеморта. Победить меня, ха!

Я ушёл, чтобы дать тебе время подумать.

Я же вижу, ты не можешь откликнуться на мои чувства… так скоро. Ты всё должен обдумать и понять. И я даю тебе время – лет десять или даже двадцать, – столько, сколько будет тебе действительно нужно. Обдумай и не спеши. А время для нас не имеет значения.

Потому что я знаю, какой ответ ты дашь мне в конце концов.

Мы ведь просто не можем не быть вместе.

Не понять друг друга.

Не сойтись.

Однажды и навсегда…

 

Ты останешься в своих мрачных подвалах, будешь преподавать Зелья толпе глупых визжащих студентов, не способных понять тебя, и оставаться школьным пугалом, мрачнеющим с каждым годом. И даже терроризировать наглого юного Поттера, платя ему сторицей за насмешки его отца, – надо думать, эта часть нашего общего долга всё же доставит тебе удовольствие. А я буду летать бесплотным духом, внушая страх магическому миру, и собирать своих сторонников, и искать себе слуг и новое тело… но твоё тело я себе не возьму, хотя сделать это проще, чем с другими, учитывая нашу связь. Я никогда не причиню тебе вред, мой любимый.

У меня очень много слуг, но только один Северус Снейп.

Красивый, умный, бесстрашный Северус Снейп.

Гордость Слизерина.

Укус Змея.

Самый сладкий в мире укус…

 

Когда я вернусь, всё будет по-другому. У нас всё будет по-другому, мы будем счастливы, даже если весь мир провалится к чёрту. Обещаю.

Дождись меня.

Я вернусь.

Я люблю тебя.

Ах, Сев, дорогой, называй меня Томми…

23. 04. 2006 г.