Глава 13

Глава 13. «И всякая неприятность носит имя твое»

– Что же ты наделал, Гарри?
И это вместо «здравствуй, рады тебя видеть». А, впрочем, разве вправе он был рассчитывать на большее?
– Я? Всего лишь вступил в брак, это теперь преступление?
Одним кивком поприветствовав всех присутствующих, он взял со столика чашку и сел в одно из кресел. Видимо, роль его основных оппонентов досталась Молли и Рону, Артур выглядел так, словно вообще не понимает, как все они оказались в такой неприятной ситуации. Рядом с задумчивой Гермионой в пепельнице множились трупы истлевших сигарет, выпуская дым после очередной затяжки, она вглядывалась в него, словно ища скрытые от чужих глаз тайны мира.
– Да если хочешь мое мнение, это преступление, и, прежде всего, против твоего ребенка!
Гарри посмотрел на возмущенную Молли и совершенно честно ответил:
– Не хочу.
– Чего? – удивилась она.
– Знать ваше мнение. Я готов выслушать его, потому что считаю, что вы – мой друг, но хочу ли я его? Нет. Мне важно только мое… Наверное, учусь быть эгоистичным.
– Ты бежишь от правды! – О, это уже тяжелая артиллерия в лице Рона. – Мне тоже хочется думать, что мы все еще друзья, Гарри, но посмотри правде в глаза: ты не в состоянии сейчас принимать мудрых решений!
– И ты хочешь сделать это за меня? Отнять у меня Джейми было бы мудро?
– Мы думали о мальчике. – Снова миссис Уизли.
– Я тоже думал о нем, жаль, что наши мысли такие разные.
– Думал! Посмотрите на него, он думал! И какая именно идея заставила тебя выйти замуж за первого встречного?
– Если ты не заметил, Рон, то мы знакомы со Снейпом очень много лет, его нельзя назвать первым встречным. Из вашего визита следует, что он выиграл дело, не так ли?
– Скажи еще, что ты искренне любил его все эти годы!
Он ухмыльнулся, вспомнив легенду Северуса.
– Не все, только большую часть последнего.
– Это невозможно!
– Такова моя официальная версия, озвучивать другую я не намерен.
Рон возмущенно покраснел, Гермиона, потушив очередную сигарету, заапплодировала.
– Гарри… он огрызается, а, следовательно, он жив. Мои поздравления, жаль, не пригласил на свадьбу, я бы пришла.
– Спасибо, Гермиона.
– Не за что. Все отлично, ты не пьешь, ты работаешь, «по официальной версии» ты любишь – и, за неимением другой, я сейчас принимаю ее на веру, благополучие Джейми не вызывает у меня сомнений, но остается один маленький нюанс...
– Какой?
– Что делать с твоим брачным контрактом.
– А тебя что-то в нем не устраивает?
– Я тут при чем? Не устраивать должно тебя…
– Что?
– Она говорит о пункте, по которому ты обязался следовать «Фамильному кодексу Снейпов». – Молли Уизли явно была сильно раздосадована. – Ты хоть понимаешь, что теперь это уже не твой, а его ребенок, он – его полная собственность, как и ты! Таковы кодексы почти всех древних семейств – они сохраняют за супругом, вступающим в семью, очень мало прав, если это не оговорено дополнительно, а в твоем контракте это не оговорено. И ты еще согласился на усыновление! Как ты мог? Снейп вправе вышвырнуть тебя в любую секунду. И он сделает это, не сомневайся.
Посчитать до трех, не дать себе поверить, спастись – хотя бы на пять минут. Нужен голос разума, ему сейчас не до чувств.
– Это правда, Гермиона?
– Увы, Гарри, но истинная, и, если Снейп не предложил тебе ознакомиться с кодексом – это серьезное нарушение…
– Предложил, я сам отказался его читать. – Он рассмеялся, наверное, нервно, но получилось как надо, в меру цинично. – Там было слишком много страниц.
– Твою мать, о чем ты думал! – Рон сорвался на крик.
– О себе, о нем и, преимущественно, о Джейми.
– Гарри, – Молли старалась говорить вкрадчиво, как с душевнобольным. – Не переживай, такой брак можно расторгнуть, признать его недействительным. Мы все обсудили, вы с Джейми переедете к нам, никто не будет забирать у тебя сына, я погорячилась… Пойми, мы не желаем тебе зла, просто волновались за мальчика. Ты будешь воспитывать Джейми, мы все станем тебе помогать, просто надо ликвидировать это недоразумение со Снейпом.
– Он – мой супруг.
– Это же формальность, прости за грубость, но пока вы с ним не в близких отношениях…
– Куда уж ближе, – Гарри удивлялся, как ему удается сохранять спокойствие. – Мы занимались сексом, если вас это интересует.
– Но… Гарри… Ты же не… – Рон скривился от отвращения.
– Рон, не делай такое лицо, словно ты только сегодня узнал о существовании гомосексуализма. – Гермиона пожала плечами.
– Гермиона, это не просто два парня в одной койке, это, черт побери, Гарри, который был женат на моей сестре, и чертов Снейп! Он тебе что-то подлил?
– Обошелся своими силами, мистер Уизли.
Гарри вздрогнул, никто из них не заметил, как Снейп вошел. Он стоял на пороге, скрестив на груди руки, и…
Гарри снова увидел то самое ненавистное ему выражение лица. Такое же было у Снейпа, когда уводили Диего. Лик ничем не замутненного, но какого-то почти болезненного в своей едва уловимой порочности, удовольствия. Он наслаждался всем происходящим, как кукловод, которому удалось заставить подвластных ему марионеток до конца отыграть задуманное им представление. У Гарри мелькнула мысль, идиотская в своей абсурдности, граничащая с жалостью. Неужели только причиняя кому-то боль, Северус способен чувствовать радость? Почему так? В чем удовлетворение того, кто смакует агонию смертельно раненого врага, но теряет всякий интерес, едва тот перестает дышать и чувствовать? Тот, чей триумф сменяет скука и кого гложет мысль: «Он был слаб, его агония радовала бы меня, длись она вечность, но он лишил меня этого удовольствия, всего лишь сдохнув». «Кто сделал тебя таким, Северус? Кто превратил человека в вечно голодного демона, который, кажется, ничего не чувствует сам и питается чужими эмоциями? Они пьянят его, как наркотик, особенно сильные. Гнев, боль, страх, ненависть… Разве можно упиваться тем, что тебя ненавидят? Кто? За что? Как мне расколдовать твою душу? Как мне не сломаться, если я узнаю, что это невозможно? Я должен ненавидеть, как все – ты был бы доволен, чувствуй я себя именно так, а не иначе… Так я был бы тебе понятен. Ты хочешь лишить меня многого, но я в состоянии отнять у тебя только одно. Ты не получишь моей ненависти. Никогда больше. И не будет этой улыбки на твоем лице по моему поводу!»
Гарри встал и, подойдя к Северусу, обнял его за талию, тот выглядел на редкость изумленным, и это помогло Поттеру окончательно усмирить гнев и раздражение.
– Привет, у нас гости, – он легко коснулся губами плотно сжатых губ своего мужа.
Бывает ли черным лед? Конечно, теперь он знал, что бывает, Северус не понимал и не играл интуитивно, значит, ему нужны были сведения.
– Полагаю, о ходе процесса тебя проинформировали?
– Не совсем, я думаю, что мне приятнее будет услышать подробности от тебя.

Рон вскочил на ноги.
– Гарри, этот ублюдок во всеуслышанье объявил, что при разводе отнимет у тебя ребенка!
Снейп собирался что-то сказать, но Поттер его опередил.
– Ты говоришь с моим супругом, Рон, в нашем доме, я прошу тебя быть вежливым. В своих взаимоотношениях мы разберемся сами. Тут никто не ставит вопрос о разводе, я согласился на этот брак с искренним намерением жить с Северусом. Думаю, это ответ на все ваши вопросы. А теперь, извините пожалуйста, я хочу поговорить со своим мужем.
– Ты сумасшедший! Тебя лечить надо, Гарри, неужели ты так ничего и не понял!
– Я все понял. Артур, Молли, спасибо, что зашли, если захотите навестить внука, то это можно устроить. Как только Джейми поправится, мы можем приехать к вам в Нору. Рон, Гермиона – рад был повидаться, напишите мне, может, сходим куда-нибудь вместе.
– Он бредит!
– Ну отчего же, Рон, Гарри выглядит вполне здоровым и здравомыслящим. – Гермиона встала с дивана. – Я напишу, так что до встречи, – она расцеловала Гарри в обе щеки. – Рада была повидаться. Пойдем, Рон.
– Герми, ты что, тоже сошла с ума?.. Он…
– Это его жизнь и его решения, думаю, Гарри четко дал понять, что в нашем мнении он пока не нуждается. Попросит – выскажемся. – Она обернулась к Снейпу. – Сегодня утром я подумала, что вы, возможно, искренний и благородный человек, я ошиблась?
Профессор кивнул.
– Да.
– Что ж, тогда, при следующей встрече, я вам врежу, чтобы как-то компенсировать впустую потраченный поцелуй. До скорого, Гарри.
Он улыбнулся, похоже, одного друга удалось сохранить, хотя это вряд ли его заслуга.
– До встречи, Гермиона.
Она вышла.
– Я все еще думаю, что ты спятил, – буркнул Рон, вылетая вслед за женой с криком: «Гермиона, какого черта ты там наговорила!»
Молли ничего не сказала. Артур, словно извиняясь за грубость жены, спокойно простился не только с Гарри, но и с Северусом, и даже выдавил какие-то поздравления.
***
Когда за последним из непрошеных гостей закрылась дверь, Гарри снова опустился в кресло, Снейп сел в соседнее.
– Спрашивай, – это прозвучало как распоряжение.
– Ты обманул меня насчет пункта в брачном контракте и солгал, когда сказал, что после развода я смогу забрать Джейми. Это так?
– Да, – странно, наверное, от такого положения вещей мир Гарри должен был рухнуть, но этого не случилось. Просто все встало на свои места, и одуряюще прекрасный аромат сирени немного отпустил, позволив мыслить здраво, но не возникло ни отторжения, ни сомнений. Ни пустоты, ни злости – только покой… Теперь он знал, с кем и чем имеет дело, осталось только понять, как жить с этим знанием.
– Тебе нужен Джейми?
– По-моему, это очевидно.
– Просто как безликий наследник, или важно, что это именно он?
Снейп задумался.
– Полагаю, да. Этот ребенок располагает всеми теми качествами, которые я хотел бы видеть в собственном сыне.
– Понятно. У меня осталось всего несколько вопросов. Как долго я буду фигурировать в твоем плане, или мне предстоит уже сегодня собрать свои вещи?
– Я не хочу никаких потрясений для мальчика. Очевидно, что он к тебе привязан. Если ты будешь разумен, то мы проживем некоторое время вместе, он привыкнет ко мне, в таком случае, даже после расторжения брака, я позволю тебе с ним видеться. Если ты начнешь делать глупости или настраивать мальчика против меня, ты никогда его не увидишь. Англия – не единственная страна, Хогвартс – не единственная школа.
Он так впился ногтями в ладонь, что она стала мокрой от крови.
– Мы разведемся, как только ты решишь, что Джеймс достаточно адаптировался в роли твоего наследника?
– Да, если ты не надоешь мне раньше.
– Есть список правил, следуя которым, мне удастся этого избежать? Или можно воспользоваться вариантом, предложенным Кавадросом? Как там это звучало: «Да, Северус. Конечно, Северус. Полностью с тобой согласен, Северус» – и никогда: «Нет»?
– Сформулировано верно, – Снейп усмехнулся. – Но я искренне не понимаю, зачем это тебе надо. Разве мое общество доставляет тебе радость, Поттер? Или эта бредовая влюбленность, о которой ты мне поведал, окончательно лишила тебя мозгов? Ничего не изменится, ты отыграешь свою роль и уйдешь со сцены. Следуй моим правилам, и все будет, если не хорошо для тебя, то, хотя бы приемлемо. Иного не дано, в противном случае…
Гарри позволил себе перебить его:
– Я все понял, мое согласие следовать твоему сценарию требуется немедленно?
– Ну отчего же, ты можешь подумать до завтра.
Ему пришлось закусить губу, чтобы не вспылить.
– Хорошо, Северус. Ты не против, если я проведу это время за чтением, не одолжишь фамильный кодекс?
Снейп призвал с полки тяжелый, переплетённый в чёрную, потрескавшуюся от времени телячью кожу, том, и передал его Гарри.
– Наслаждайся.
***
«Мечта остается лишь мечтой до тех пор, пока не сбудется, а потом это уже не мечта», – эти слова однажды сказал ему Альбус. Для него это было дикостью. Тогда Северус задумался, мечтал ли он вообще, когда-нибудь? Желал? Да. Стремился? Конечно. Но мечтал?.. Однажды. В его представлении, мечта была чем-то чистым, хрупким, абстрактным и необычайно сокровенным. Единственное, что вспоминалось в связи с этим словом – темная ночь, вкус пирожного с ванильным кремом, маленький, безопасный, наколдованный костерок с синим пламенем, длинная челка склонившегося над своей тетрадью Денни. Он что-то рисует, время от времени лукаво поглядывая на Северуса, потом протягивает руку и, подцепив кончиком пальца каплю крема с его нижней губы, слизывает ее с блаженным «м-м-м». Тогда он всего один раз позволил себе эту самую мечту, хотелось, чтобы всегда было вот так же: спокойно и уютно. Чтобы Денни всегда был рядом, чтобы никого, кроме них, не осталось в этом мире… Потому что он знал многих людей, но не таких хороших, добрых и открытых, как сидящий напротив мальчишка. Он знал, что она неосуществима, эта мечта, знал уже тогда, так почему сейчас он о ней вспомнил, и почему, черт побери, ему так больно. Что стало с его памятью? Он так долго запрещал себе вспоминать… Так почему именно сейчас на него навалилось все и сразу? Он знал ответ, но он ему не нравился…
Отдав Поттеру книгу, он скрылся в своем кабинете. Не ушел праздновать победу, вовсе нет… Он спрятался, забился в угол, чтобы зализать раны, хотя даже не знал, где именно у него болит. В мире не может существовать такого всепрощения! В мире не должно быть второго Денни. И все же… было приятно думать о том, что Поттер кинулся искать в фамильном кодексе лазейки, как переиграть ситуацию. Приятно, ложь себе – вообще чертовски соблазнительная штука, но он знал, что это не так… Знал, что его снова простили, и не терпят, а стараются принять – в рамках тех условий, которые он создал, и он ненавидел Поттера за его гребаную любовь, и его чертову доброту! Любовь… Ха, неужели он может поверить в это, нет, неправильное слово «поверить», он не в состоянии принять. В его жизни нет, не было и не будет место этому чувству. Он не знает, что это такое, и все же… Когда этот чертов придурок, вместо того чтобы наброситься на него с проклятьями, поцеловал, он опешил, всего на секунду, потом его мозг начал искать подвох. Может, Поттер еще не знает?.. Но он знал… Непонятно, невозможно, в чем ложь и игра на публику? Голова разрывалась от боли, мысли, обычно четкие, лихорадочно плясали, не в силах осознать – да что же такое это было?! Как такое могло быть? Это… безумная вера кого-то в то, что в принципе от него можно получить что-то кроме…
Больно… Где больно? Почему? Откуда эта идиотская мысль о мечте, и почему, в тот момент, когда рука Поттера легла ему на талию, он снова абсурдно пожелал, чтобы ничего не стояло между ними? Ни презрение, ни ненависть, ни обман. Чтобы не было лжи… и он действительно заслужил этот жест поддержки, этот поцелуй прощения.
Как дышать одним воздухом с Поттером, чтобы не задохнуться от нелепого, отвратительного раскаянья?! Хоть один упрек – и все вернулась бы на круги своя, обычно за каждую свою интригу он получал от жизни пощечину, но сегодня все прошло гладко. Не будет сцен и гнева. Кем надо быть, чтобы получать наслаждение от такой игры в одни ворота? Наверное, Малфоем…
И он снова бежал. Куда? Зачем? От кого? Он знал, но предпочитал не афишировать. Даже спросил у лежащего на диване в гостиной с книгой Поттера, пойдет ли он ужинать? Правильно спросил, холодно и отстраненно, и, получив в ответ учтивое «если ты не против, я поем здесь», чуть было из чувства противоречия не прошипел в ответ: «Я против». Но сдержался, и вовремя кивнул, с должным безразличием.
Все лаконично… Только почему вместо Большего зала он отправился в Хогсмид и напился в одиночестве в «Трех метлах»? Зачем он возвращался домой пешком? Зачем остановился у посаженного кем-то на улице канадского клена? Зачем… Почему… Кем? Что прокляло его? И где больно? И отчего так…
Он был рад, что на улицах пусто, рад, что никто не в состоянии разглядеть его, человека, которому плохо. Который потерял контроль… Который с опозданием почти в сорок лет понял, что он любил когда-то… Что это есть в мире, и не важно, что такое сумбурное чувство несет лишь боль, и плохо, что он не в состоянии даже выплакать спустя столько лет свою потерю… И это отвратительно… Как с этим жить – с зелеными глазами, из глубины которых совершенно по-новому смотрела его старая мечта… Ему нужно избавиться от Поттера, иначе он потеряет относительно целого себя, которого, как мозаику, он складывал все эти годы. И ему снова придется что-то изобретать и менять планы. Простого выхода нет… Нет иного пути, кроме ровной дороги в ад.

***

Когда хлопнула дверь, он притворился спящим, так было проще легче пережить мгновение готового прорваться в каждом вздохе отчаянья. На груди могильным камнем лежала книга, каждая страница, которой подписывала ему, по меньшей мере, смертный приговор. Нет, все было сформулировано правильно. Как жить без смысла жизни? Как дышать когда у тебя отняли воздух… И кто отнял…

Из-под опушенных ресниц, разглядывая вошедшего мужчину, он, с какой то невероятной четкостью видел сейчас все его трещинки. Сутулые плечи, морщинку между бровей и потухший взгляд. И запах… Виски, разумеется… «Какое горе запивал ты, мой любимый?.. Что пытался навсегда утопить в янтарном обжигающем нектаре? Не скажешь? Конечно, нет». Любовь… Так странно… Так сильно… Что должен чувствовать человек которого предали? Кому он это должен? Можно ли презреть руку, удар которой вернул тебе способность жить и бороться? Должно?

Кто написал эти правила? Больше чем тысяча шестьсот страниц презрения к себе подобным. И каждая строчка отнимает право чувствовать, и каждая учит жить, не достигая самой сути этой жизни – простого человеческого счастья. Разве может быть прекрасна любовь раба, навсегда загнанного в клетку чужих догматов? И он должен доказать что может? Бред… Не стоит даже пытаться… Тогда почему так хочется? Что это за чувство такое? Почему оно не оставляет место смирению. И этот человек, что стоит в слабо освещённой огнем в камина гостиной, и пристально смотрит на него из под тяжелых покрасневших век, взглядом едким как «царская водка» хочет отобрать у него самое дорогое, что есть в этом мире – Джейми. Зачем он ему? Что бы превратить в себе подобного? Пустить бродить по земле еще одно поколение бездушных демонов? Хочется смеяться. «У тебя не выйдет Северус, ты никогда не сможешь причинить моему ребенку столько горя, сколько причинили тебе. Никогда не отравишь тем же ядом, слишком хорошо зная последствия отравления». Если бы речь шла только о его сыне, он наверное, не беспокоился бы вовсе… Это звучало странно, но даже в мыслях Гарри не допускал возможности, что Северус отберет у него ребенка, они слишком привязаны друг к другу, и эту связь не разорвать не обездолив обоих, и если в отношении его Снейп с легкостью причинит эту боль, то с Джейми он так не поступит… Никогда… Потому что любит. Странно, нетипично, его привязанность к мальчику: честная, открытая, очевидная всем, и похоже, не замеченная только самим профессором.

Нет, Северусом. И даже одно имя его многолико… Звучит серебряным колокольчиком на губах у Джейми, плавится лавой на устах Кавадроса, дребезжит от наполняющих его иронии или гнева в устах Дамблдора и МакГоногал, и все еще сокровенный секрет, который произносят шепотом в устах самого Гарри. И в этом смысл, его не видно, но он есть. Он был бы спокоен, если бы речь шла только о благополучии Джеймса, но ведь есть еще кое-что…

Узкое лицо в красноватых отсветах пламени, глаза, не осознающие, сколько тоски в них таится, и бледные тонкие ладони, обычно проворные и стремительные сейчас поникшие на вечном трауре одежд. Можно ли противится любви, когда она больше не слепа? Легко прятаться в аромате сирени, утренних фантазиях, и дымке неосуществленных желаний. Но что делать, когда карты брошены на стол, и все они крапленые? Нет в игре ни доблести, ни чести, и садясь за партию с умелым шулером ты не вправе рассчитывать ни на что, кроме поражения, но только твое упрямое сердце… Открытое, и по-прежнему честное, никогда не смирится… Нет, ему вовсе не плевать, что любить… Оно не жаждет яда, не хочет быть отравленным, оно стремится исправить все. Смести со стола карты, и не играть вовсе… Отдать себя, зная, что будет осквернено? Да! Раз, два, десять, но ведь даже негодяи устают от собственной порочности, а тот, кого он любит, отнюдь не подонок… Он просто… Северус… Поистине магическое имя.

***

Притворство тонкая наука, которая часто не под силу дилетантам. Он стоял, и смотрел на легкую дрожь ресниц, на немного неровное дыхание, на все эти атрибуты почти детского, невинного обмана. «Я не знаю о чем с тобой говорить, а потому сделай, пожалуйста, вид, что ты веришь, что я сплю». Это он мог. Это получалось легко и просто, потому что ему самому нечего было сказать. А, правда, что добавить ко всему тому, что уже звучало. «Я ненавижу тебя за то, что ты такой теплый и непонятный?» Глупо, банально элементарно пошло, зачем говорить такие вещи, когда можно молча смотреть, наслаждаясь маленьким эстетическим удовольствием от небрежно согнутой в локте руки, которая свисает с дивана, так, что кончики пальцев касаются ворса ковра. Любоваться чуть приоткрытыми влажными губами, чей вкус уже не является для тебя секретом. Но долго делать это невозможно, потому что даже в таком бесцельном созерцании есть что-то неправильное. Отталкивающее, и манящее одновременно. «Зачем вас учили колдовать, мистер Поттер, когда вы и так околдовываете». Так может говорить только виски внутри, потому что там глубоко нет больше ничего, что могло бы подобрать такие слова. И все, и точка… Несколько неровных шагов, отчего-то необходимый сейчас, гневный хлопок дверью в спальню. Вода… Много-много воды, ненавистной с детства, каждая капля которой несет отраву, когда-то это было фобией, теперь просто раздражение, и свежесть… Очищение тела, но не души, ее не отмыть так просто. Потом непременная прохлада мятной зубной пасты. И, наконец-то можно окунуться в невнятный, успокаивающий шорох простыней. Не крылья, нет, определенно не крылья, им не дано навеять сладость свободы в неторопливом течении снов… Поэтому он не любил пить. Грусть, искусственно усиленная многократно.… В такие ночи он видел сны, неподконтрольные разуму, обычно тревожные, и…

Додумать он не успел, потому что не в силах сопротивляться, покорно скользнул в мир своих ночных кошмаров.

***

Три часа ночи. Гарри недоуменно смотрел на часы, силясь понять, что его разбудило. После ухода Снейпа, он воспользовался ванной в комнате Джейми, и занял пустующую пока кровать сына. Рядом на кровати валялся все тот же фамильной кодекс, кажется, он ухитрился его все-таки осилить. И все же, что его разбудило? Минуту спустя он понял: стоны… Тихие, и невнятные, они доносились из спальни Снейпа. По инерции, схватив палочку, он бросился в комнату своего мужа.

Картина, которая предстала взору Гарри, была чем-то большим, чем просто «Человеку приснился дурной сон». Руки Северуса сжимали простыню, черные волосы беспорядочно разметались по подушке. Сброшенное на пол одеяло, покрытый бисером испарины лоб, искусанные в кровь губы, и слезы… влажные дорожки слез на щеках искаженного какой-то бессильной яростью лица.

- Нет, пожалуйста, не надо, - на выдохе – и череда сотрясающих кровать беспорядочных ударов. – Нет…- отчаянно.

О какой логике и рассудочности может идти речь когда, глядя на страдания другого, невероятно ценного человека, в тебе что-то умирает, и ты просто не можешь дышать ровно, когда его вздохи так сбивчивы и болезненны.

Гарри шагнул к кровати, и, опустившись на ее край, ласково погладил пальцами щеку любимого, стирая слезы.

- Как же ты живешь со всем этим, или это, как ты однажды сказал, любовь моя – просто выживать?

Его губы пробежались по покрасневшим векам, собирая остатки соленой влаги, потом опустились ниже, и язык слизнул капли крови с искусанных губ. Черные, все еще затуманенные видениями глаза, распахнулись недоуменно… Потерянно. Хриплый, отчаянный шепот.

- Денни…

- Тсс… - Гарри заглянул в бездонные, полные, какой-то тающей надежды, омуты. – Все что ты захочешь, кто ты захочешь, как скажешь, только… - Его пальцы пробежались по прохладной коже груди Северуса. – Не мучь себя больше…

- Не уходи… Я знаю, тебе там лучше, но, пожалуйста, не надо… Не оставляй меня.

Гарри еще не понимал, что сам плачет, прижимая к губам узкую ладонь.

- Не за что… Не оставлю… Не брошу… Не предам… Я все перенесу ради тебя, ради нас, я найду силы…

Что то таяло, рвалось на куски, и он понял, что Северус просыпается, что сейчас он будет узнан и разоблачен, и его будут рвать на куски, зубами… Как простого свидетеля слабости…

- Поттер… - еще не гневное, но уже не…

- Гарри, - наверное, прозвучало, излишне упрямо. – Просто помолчи… Позволь мне…

Гладкое тело под ним, все еще судорожно сжимающие простыню пальцы… Горячий рот, мята, виски, и что-то, принадлежащее только ему… Северусу. Хотелось быть нежным… Хотелось вобрать всего его в себя, и не отпускать… Никогда и ни за что, не отдавать на растерзание ночным и дневным кошмарам.

- Не надо… - прозвучало почти нежно, но этому чарующему голосу еще не хватало решимости сопротивляться, и Гарри продолжил…

Он скользил кончиками пальцев по груди, целуя шею, худые ключицы, плечи. Он шептал, что-то бессвязно-успокаивающее, он старался рассказать каждым своим движением о той огромной, щемящей, нереальной любви, которую чувствовал каждой клеточкой, и стремился влить всю, до конца, в чужую кожу в тех местах, где ее касались его губы, пальцы, ноги…

Стремительное стремление к несовершенству, наверное, так можно было бы объяснить хоть что-то, он многого не мог, но хотел все и без остатка. Первый стон Северуса показался чем-то нереальным, неосуществимым он все еще не мог понять, как совершил такое чудо, всего несколькими робкими движениями языка скользнувшего вниз, едва его руки стащили черные шелковые штаны, и небрежно швырнули куда-то на пол. Потом он как-то смог с этим примириться, едва сильные пальцы надавили на его затылок, указывая точный маршрут в мир, где для них двоих можно было найти что-то, пусть даже всего лишь взаимное удовольствие. Его язык ласкал, кружил, дразнил, признаваясь в любви и нежности вместо своего хозяина, и было что-то почти безумное в том, что когда Северус рывком отдернул его голову, и резко приподнявшись, переместился так, что Гарри оказался под ним, едва ли не более возбужденный…

Резкое движение руки в сторону тумбочки… Теперь не разрывая контакта, без ласк и поцелуев, просто глядя друг другу в глаза… И все же в этом было даже больше искренности чем в безумии их первой ночи, кончики пальцев Гарри скользили по бровям Северуса, разглаживая пролегающую меж ними горькую реку… Пальцы Северуса скользили куда-то в Гарри, признавая пусть минутное но все таки поражение, и когда их сменил его член…

Не секс… Что-то большее… Глубже, дальше… Если не в самую душу, то, наверное, где-то рядом, потому что… Все медленно, правильно… и боль, одна на двоих: в глазах Северуса, в теле Гарри, и сменившее ее удовольствие тоже неделимое, острое, совершенное, нужное.

***

- Ты ведь знаешь, что я никогда тебе этого не прощу?

- Знаю… - Гарри поцеловал Северуса в прилипшие к влажному от пота виску, пряди. – Но оно того стоило.

- Что стоило? Сколько стоило? За такой секс в публичных домах платят пятьдесят галеонов. – Глаза Северуса уже были пустыми, но пока не злыми.

- По странному стечению обстоятельств ни я, ни ты там не продаемся.

- И это так важно? Внешние признаки определенного тела?

- Скорее характерные черты некой души.

- Бред, - Снейп скатился с него. – Я просто слишком много выпил, а ты выдумал. Надо в душ…

- Сейчас? – Гарри привлек Северуса к себе. – А может, ну его? У меня и палочка где-то рядом.

- Не стоит обзаводиться дурными привычками…

- Сегодня можно…

- Кто сказал?

- Я.

- И это критерий значимости?

- Нет, просто останься.

- Я курить хочу…

- Я принесу.

Северус пожал плечами.

- Давай, в ванной, в тумбочке…

Гарри встал, наложил на белье, себя и своего любовника… любимого… очищающие чары и, сходив за сигаретами, вернулся в постель. Северус сидел, обхватив руками колени. Странно это было, как с тем дождем… Тогда рухнул миф о том, что мокрые люди нелепы, теперь случилось то же с историей про людей голых. Напрашивался вывод: Снейп не умел быть глупым и неуместным.

Под его задумчивым взглядом он схватил пачку сигарет, и закурил. Гарри лег рядом.

- Ты напоминаешь мне Гермиону.

Северус выдохнул табачный дым и усмехнулся.

- Я должен быть польщен, что напоминаю тебе единственного достойного человека из всего этого постшкольного окружения?

- Ты мне совершенно ничего не должен, - Гарри не знал, почему улыбается, ласково поглаживая Северуса по колену.

- Рекомендую это запомнить… Очень точная формулировка. – Снейп отправил окурок в не разожженный камин. – Теперь можешь идти к себе.

- Угу, - Гарри, устроился головой у него на плече. – Моего тут, согласно кодексу, ничего нет, только комната Джейми, предпочитаю не привыкать к чужим постелям.

- Тогда что ты делаешь в моей?

- Сплю, согласно кодексу, я не имею права избегать супружеских обязанностей – а ты можешь именно так расценить мое нежелание делить с тобой ложе… Там так написано, так что… Как видишь, такой повод для развода я тебе не дам.

- Что это? Нелепая интрига по-гриффиндорски?

- Нет, усталость, и вполне слизеринская, так что давай спать.

- Поттер, я…

Гарри зевнул.

- Можно, ты начнешь ненавидеть меня завтра?

Уже засыпая, он услышал шепот Северуса, пальцы которого легко пробежались по его волосам.

- Боюсь, завтра будет поздно…

Какого черта он так нелепо улыбался? Почему все его сны в остаток этой ночи были радостными? Немного звезд и конечно темное небо. Предсказуемо бескрайнее…