Глава
23. «Сопоставляя волю»
– Иногда я задумываюсь о том, жив ли ты еще… Не в физическом плане – тут все
понятно, меня интересует твоя душа или то, что от нее осталось…
– Странное начало разговора, ты не находишь, Северус… Ты пришел только за этим?
Тогда можешь уходить, я не знаю ответ, почувствуешь сам, когда однажды станешь
призраком…
– Я не стану, не собираюсь оставлять после себя неоконченных дел. И жизнь... я
никогда не любил ее так, как ты…
– Ну, это поправимо, все еще может измениться…
– Может. А что заставило остаться тебя? Я никогда не спрашивал…
– Ответ, что не хотел лишать потомков своей нетленной красоты, тебя не устроит?
– Нет.
– Ну, скажем так, я был достаточно упрям, чтобы пожелать доказать, что привидением
можно стать и после поцелуя дементора. Очень порадовало, что Министерство до
сих пор решает, к какой категории призраков меня отнести. Аналогов ведь не
существует… Они все пытаются понять, не является ли это доказательством того,
что у некоторых типов, вроде меня, совсем отсутствует душа… И что тогда
осталось?
Комнату заполнил тихий, серебристый смех, который едва всколыхнул паутину.
– И ради чего все это? Какое-то незаконченное дело?
– Люди и их мотивы, Северус. Хочу разобраться... Ты вот первый раз навестил
меня с момента смерти. Мне интересно почему? Мы расстались отнюдь не друзьями.
– Все еще больше интересуешься смертными и их делами... подумал бы о вечном?
– От него все равно никуда не денешься. Кому я буду интересен, если перестану
являться носителем определенной информации.
– Ты и так никому не нужен, Люциус. Собственный сын изгнал твой призрак из
фамильного замка.
Северус осмотрел мрачную неприбранную библиотеку. Мгла, паутина, потрепанные
издания, которые были аналогами тех, что хранились в основной коллекции
Малфой-мэнор или просто были не слишком ценны. Когда-то давно Люциус получил
это имение в горах Шотландии в приданое за Нарциссой Блэк. Снейп еще помнил
этот дом во всем блеске. В нем часто устраивались званые вечера в узком кругу и
собрания Пожирателей Смерти. Но это было давно, задолго до того, как Драко
сослал в этот дом призрак свого отца, изгнав его из родового замка, и надолго
запер здесь… Одного, без слуг… Наедине с тенями прошлого, гуляющим по коридорам
ветром и тишиной. Северус порою думал, что для блистательного Люциуса, который
обожал всеобщее преклонение, это было худшей карой.
Бледно-серебристое прозрачное лицо на фоне темно-вишневых штор сделалось
печальным.
– Да… Я знаю. Но много ли счастья ему принес такой поступок? Нет, мой дорогой
Иуда, я слышал, он связался с этой грязнокровкой – куда падать ниже? Изгнание
отца теперь – это… Малфои вымирают.
– Откуда такие сведения?
– Мир полнится слухами. Такой ответ тебя устроит?
– Мы, слизеринцы, всегда предпочитаем облечь мысли в большее количество
метафор, это позволяет нам донести какую-то истину до собеседника, но окружив
ее таким количеством лжи, что в конце разговора невольно озадачиваешься, а был
ли в нем вообще смысл?
Люциус картинно расправил прозрачные кружева на манжетах.
– Возможно. Но я все же повторю свой вопрос, Северус. Чем обязан твоему визиту?
Снейп медленно обвел рукой комнату.
– Эти книги… В большинстве своем их написали уже мертвые люди, иногда я думаю о
том, что библиотека – это единственное место, где время застывает… Ну или
кладбище… Тебе здесь уютно?
Люциус рассмеялся.
– Нет. И думаю, ты задал вопрос, чтобы лишний раз напомнить мне об этом…
Значит, ты пришел заключить сделку.
Снейп кивнул.
– Да, от имени твоего сына, хотя мне тут, в общем, нравится. В таких местах
легко не замечать бег времени… – Он подошел, слегка склонив голову набок,
разглядывая сквозь молочную дымку черты когда-то деятельного и властного
мужчины. – А ты замечаешь?
– Как все... Иногда больше, иногда меньше. – Люциус спросил: – Что-то случилось,
Северус? Ты странно себя ведешь – обычно такие дискуссии не в твоем стиле.
– Случилось? Не знаю, Малфой, может, ты мне скажешь?
– Я? Что я могу знать о тебе, кроме того, что ты сам мне расскажешь… Моя
изоляция от мира… – Люциус элегантно обвел рукой комнату, – эти стены… В них
проникает преступно мало информации
Северус кивнул.
– О да… Я, помнится, всегда ревностно охранял свою личную территорию и никогда
никому ничего не рассказывал, но тебя это тоже никогда не останавливало. Ты
всегда хотел знать о людях все…
– Не о каждом.
– Значит, мне повезло стать исключением? К моей жизни ты еще в школе проявлял
повышенный интерес.
– В школе… – Люциус рассмеялся. – «О память! Ты – вот все, что мне осталось,
немного грусти и безмерная усталость». Да… Ты знаешь, в последние годы я
вспоминаю весьма незначительные события, которые живой человек зачастую
вычеркивает из прошлого. Мне больше просто заняться нечем… В школе?.. Нет, ты
не интересовал меня, но интересовал Ирму, а я тогда надеялся, что из нее еще
выйдет толк… Наверное, я тебя удивлю… Но я спал с тобой потом потому, что очень
хотел понять, что же в тебе такого, что внучка Гриндевальда выскочила замуж за
магла только потому, что у него были черные глаза, волосы до плеч, греческий
профиль и замкнутый характер. Но так и не понял.
– Ирма? – Северус почувствовал, что мир сошел с ума. Он, который считал, что не
может быть интересен никому, в последнее время просто обрастал поклонниками. –
Мне казалось, ее интерес ко мне был исключительно дружеским.
– Что ж, – его ответ явно приподнял Люциусу настроение. – Это приятно, что не я
один не нашел ответы на все вопросы при жизни…
– А это вообще дано кому-то?
– Скорее нет, чем да… Но все же… Я все чаще вспоминаю нашего с тобой учителя…
Снейп скептически приподнял бровь.
– Учителя?
– Ну, это ты называл его хозяином… Неудивительно, почему ты переметнулся к
Дамблдору. Северус, тебе всегда была невыносима любая форма зависимости.
– Не делай вид, что ты имеешь представление о моих мотивах.
Люциус улыбнулся.
– Я? О нет, Северус, к чему… Я хочу подчеркнуть, насколько ошибался, думая, что
ты разделяешь мои… Так о чем мы, – бледная ладонь коснулась прозрачного лба. –
Ах да, о нашем… Прошу прощения, моем, учителе. Помнишь, как он говорил: «Болью
надо уметь наслаждаться»? Он научил меня этому. Мертвые не чувствуют её –
только живые. Причинять боль – значит жить, она должна существовать только для
этого…Наши отношения всегда были болью... Он причинял ее нам, мы – остальному
миру. Благословенная закономерность… С того момента, как я увидел его, и до той
минуты, когда он умер... Гм, в первый и во второй раз. Наши отношения были
огнём. Моя единственная страсть, если подумать… И дело отнюдь не в физическом
влечении или, если быть до конца честным, не в его полном отсутствии... его
идеи были… Как наркотик. Мне они всегда нравились – замыслы великие и
преступные… Болезненные, но от этого живые. Я наблюдал за своими знакомыми, за
тем, как они влюбляются, и задавался вопросом, как они могут довольствоваться своими
счастливыми романами? Я никогда не понимал этого – счастье никогда не
существовало для меня… Меня лишили его от рождения, боль была единственной
заменой счастью… Много лучше, чем оно само: боль можно потрогать… Она осязаема,
а не эфемерна. Мы сблизились в мгновенье встречи, и до сих пор я не понимаю,
откуда он знал всё это… О себе, обо мне, о мире… Он научил меня, как причинять
боль, как принимать её, как сделать её своей. Разделённая боль сблизила нас. Но
мы никогда не любили друг друга, мы знали друг друга гораздо лучше, чем
любовники… В тот день, когда Лорд был полностью уничтожен, ты не поверишь, но я
чувствовал его агонию…
– Метка, – сухо бросил Северус. – Все мы чувствовали.
– Нет, – лицо Люциуса стало необыкновенно одухотворенным. – Это другое… Я
следил за тем, как он умирал… Я чувствовал его агонию в своем сердце… Я
вынашивал ее, как мать носит дитя, я ею питался… Несколько минут он жил,
чувствуя невыносимую боль… И я завидовал ему... Остроте его чувств. Но он… это
было разочарованием – то, что он в итоге не вынес этого… А я пережил. Значило
ли это, что я сильнее… Ты … Все мы… Те, кто выжил? Нет, не значило, ибо он был
жаден даже в агонии. Свой дар разделил на всех, а я хотел один… Всю его чашу.
Скупец… Я перестал чувствовать, когда он перестал дышать… Я дал себе слово,
что, раз уж мне больше это недоступно, я совладаю с ним, я наступлю на хвост
вечности.
Северус ухмыльнулся.
– И это твой выбор? На грани жизни и смерти… Убого.
Люциус одним движением скользнул к потолку, нависая над ним, гневно сверкая
глазами.
– А ты… Ты не жалок? Ты, которой всегда был любим им больше остальных, ты, чей
дар разрушать, быть разрушенным был рожден, а не приобретен под его мудрым
руководством? Посмотри на себя… Я был рукой правой, деятельной, но только левую
он считал чем-то сокровенным и стремился обласкать… А ты его предал, за что?
Величие, сила? Большее могущество, чем мог дать он? Ты обменял наш мир на
лживое искупление и постель пустышки, мальчишки, который ничего не значит,
сосуда для судьбы, которая своею прихотью нарекла его роком!
– Ты потерялся во времени, Люциус. Поттер давно вырос. Но с этого момента, если
можно, поподробнее. Насколько я знаю, ты не ведешь активной переписки – это
место защищено от визитов посторонних, так откуда же такая осведомленность о
моей личной жизни?
Люциус успокоился так же неожиданно, как пришел в ярость.
– А вот это тебя не касается. Я, похоже, немного увлекся. Мы говорили о сделке,
что хочет предложить мой сын?
Северус покачал головой.
– Что бы он ни собирался тебе предложить… Я намерен теперь отговорить его от
любых переговоров. – Он, раздвигая руками паутину, подошел к маленькому столику
у много лет не разжигаемого камина. Отодвинув пепельницу, полную сигарных
окурков, взял в руки потрепанный том в черном кожаном переплете, чье название
прочел на кожаном корешке несколько минут назад. – Это я заберу, с твоего
позволения или без него.
Серебристый смех… Глаза, еще более прекрасные в своей дымчатой нереальности,
были полны им.
– Бери… Я давно выучил наизусть.
– Ничуть не сомневаюсь… Думаю, еще при жизни. Твоя невестка наверняка менее
способна в некромантии. Люциус, при всем твоем интересе к делам мирским, ты все
же потерял бдительность… Да-да, именно то, к чему всегда призывал ныне покойный
Хмури, хоть в чем-то от него была польза… Окурки сигар миссис Малфой, твоя
осведомленность… Думаю, эта родственница частенько тебя навещала вопреки
запрету мужа.
Призрак пожал плечами.
– И что с того, милая девушка, тут я не ошибся в выборе… В отличие от моего
сына, она ни на секунду не забывала, кто она и кем рождена.
– Мило, только вот ты можешь лгать многим, но не мне… Хорошая память не только
у призраков, знаешь ли. Мы сегодня говорили с Драко, и я понял одну вещь.
Нельзя быть невнимательным, когда заполняешь студенческие табели.
– Не понимаю, о чем ты…
– Пенелопа Паркинсон. Для всех и всегда просто Пенси, никто не называл ее
иначе, и все привыкли. Но она все же была Пенелопой… И, выходя замуж, сменила
имя… Я спросил себя, почему и зачем. А потом вспомнил один наш разговор,
помнишь?.. Это было очень давно. Мы обсуждали, помнится, твои методы воспитания
Драко, и ты мне сказал, что единственный способ получить любовь в этом мире –
это выпестовать и взрастить такое живое существо, которое не сможет дышать
иначе, как будучи с тобою, и все иное будет причинять ему боль и страх и станет
карой. С сыном у тебя не получилось… Я вспомнил, сколько внимания ты уделял
формированию личности не только своего сына, но и будущей миссис Малфой,
которую выбрал с пеленок… Она разделяет твою доктрину боли во имя жизни? Она не
может дышать без тебя? С ней у тебя вышло удачнее, чем с собственным сыном? Для
того, чтобы прийти к подобным выводам, мне потребовалось не только это
воспоминание. Я вспомнил еще кое-что… Ты ведь всегда благоволил к леди Шарлот
Абервиль, а мы с ней, как известно, много времени проводили вместе. Так вот,
однажды, много лет назад, как-то в театре у нас зашел разговор о тебе, и она
посетовала, что ты, похоже, всерьез перешел исключительно на мальчиков. Я,
помнится, удивился, зная, насколько ты любишь разнообразие. Она заметила, что
тоже была озадачена и не удержалась от того, чтобы задать тебе вопрос. Шарлот
была так мила, что процитировала мне твой ответ. Напомнить?
– Будь так любезен.
– «Секс сексом, но у Дракулы всегда одна невеста и у Одиссея – одна Пенелопа».
Скажешь, совпадение? Любой скажет, кто не знает, что ты всегда считал ниже
своего достоинства… Как ты говорил? «Марать свой ум магловской литературой»?
Для человека, не увлеченного предметом, ты как-то очень глубокомысленно
подобрал аналогию.
Люциус попробовал поапплодировать, но… Его ладони не издали звука большего, чем
способно породить легкое движение ветра в замкнутом пространстве.
– Браво. Знаешь, единственное, о чем я жалею, что не в состоянии убить тебя.
– Я, знаешь ли, тоже… – ухмыльнулся Северус. – С удовольствием сделал бы это
второй раз. Ты добился своего, верно? Она любит тебя… Не Драко, не своего
ребенка – только тебя. И это был твой план изначально, она… Мне не подобрать
лучшего слова, чем «фанатик»... Хотя и на редкость разумный. И не Драко она
была верна все эти годы, не ради него несла на себе бремя брака, в котором была
несчастлива… И убить его – это не ее желание, как не ее намеренье было
уничтожить ребенка... – Северус поднял книгу. – Все здесь. Ритуалы воскрешения,
чтобы провести простейшие из них, нужно быть последним из рода. Единокровным
последним. Этому твой учитель хорошо тебя научил. Остается понять, чего так
долго тянули? Не хотели вызывать подозрения? Мы с Драко проверили списки тех, в
ком течет кровь Малфоев… За те годы, что прошли с момента твоей смерти, почти
все они умерли. Причем совершенно одинаково. Никто не болел, и вдруг – раз… –
Северус щелкнул пальцами. – Ничего не могу сказать. Хороший яд. Я, конечно,
всегда был лучше тебя в зельях, но, помнится, с этим составом в свите Лорда
справлялись только он, я и ты. Думал, ты передал опыт сыну, а он – своей жене.
Оказалось, промежуточного звена в виде Драко не существовало. И если вы с Пенси
надеетесь, что через некоторое время и я присоединюсь на том свете к твоим
родственникам… Зря, Люциус… Остались только Драко и Лиз. Интересно, почему
Пенси не дождалась ее в тот день, когда столько мне налгала, подставившись
почти талантливо… Наверное, миссис Астрикс спасло то, что она вовремя
отлучилась… Ее муж заметил, что Пенси освободилась? Или она не желала лишний
раз рисковать?
Призрак кивнул.
– У меня все еще есть, что тебе предложить.
Северус хмыкнул.
– Ирму? Поздно, я уже знаю, что она причастна к исчезновению Гарри… Домовые
эльфы слышат многое. Я долго думал, кто мог их свести с Пенси, кроме тебя…
Старого друга одной и возлюбленного другой.
– Мило, и все же, Северус. Я знаю, где твой Поттер, а ты нет. Это все еще может
стать сделкой. Драко за твоего мужа. Все честно, – очаровательно улыбнулся
Люциус.
– Ты никогда не поймешь, Люциус… Мне не нужно выбирать, я сделаю все, чтобы
вытащить обоих.
– Я долго строил пьедестал в душе своего сына. Но он поставил на него тебя, а
не меня, и это я никогда не смогу ни принять, ни понять, ни простить…
– Мне почти жаль тебя. Почти… Сейчас Драко и Невилл накладывают на этот дом
соответствующие чары. Твоими гостями в ближайшие две сотни лет не станут даже
мухи.
Люциус усмехнулся…
– Что такое двести лет для того, у кого впереди вечность? Я подожду.
– Если она что-то значит для тебя, скажи сейчас, как нам остановить ее. Даже
если ей удастся убить Драко, охранные чары уничтожат ее, попытайся Пенси их
взломать.
Люциус пожал плечами.
– Время, Северус… Время... никто ее не заменит, но… У Дракулы, может, и была
одна невеста, и у Одиссея одна жена, но я? Думаю, меня еще хватит на что-то. А
время… Оно относительно. – Люциус пожал плечами. – Запечатывая дом,
позаботьтесь об отсутствии сквозняков… Утомляет, меня постоянно сдувает в холл.
Снейп кивнул.
– Можешь сразу в него переезжать.
– Пошел к черту, Северус.
– Может, я и буду там до тебя, Малфой, но когда ты перестанешь бояться банально
сдохнуть… Подумай, даже в аду ты окажешься в недружелюбной компании.
– Время, Северус…
Он ухмыльнулся.
– О да, Люциус, иного тебе ведь не осталось.
***
Наверное, глупо и наивно спрашивать у судьбы «почему все это происходит со
мной»? Она не ответит, только подкинет напоследок еще пару-тройку неприятностей,
и кокетливо вильнет хвостом, уходя от любой ответственности. Оставляя тебя один
на один со смертью… А это действительно милая барышня – по-своему терпеливая и
честная, только вот не любит она тех, кто от нее бегает, и, может, в этом их
особое счастье – быть нелюбимыми ею. Некроманты, призраки… Да даже просто
волшебники, которым магия продлевает существование… Она грустно смотрит на них
и отворачивается, чтобы оставить на растерзание судьбе.
А что же с теми, кого она любит? Тут, самое странное, она не всегда стремится
поработить их навечно, часто играет, превращая в горькую пародию на себя саму
их жизнь, отбирает все лишнее, оставляя только путь служения ей… Дорогу к ней –
в ее темные, но теплые объятья. Он иногда шутил, что смерть что единственная
женщина, с которой у него был долгий роман, и задавался вопросом, простит ли
она неверного возлюбленного и какая кара его постигнет… Он дойдет до нее сам,
или его существование снова обескровят, пустив по однажды замкнувшемуся
кругу... Странно, наверное, это прозвучало бы для маглов, но Северус Снейп,
потомственный волшебник, считал, что является в некоторой степени большим
мистиком, чем его собратья по колдовству. И дело было не в том, что он
поклонялся Мерлину или древним богам, всех имен которых, наверное, не сохранила
даже история магии. Просто… Он видел в своей жизни вещи, которые не смог бы объяснить
даже Дамблдор, превысив годовую дозу сладкого в один день, а ведь старик был
мудр и, кажется, действительно верил, что сахар стимулирует его мыслительные
процессы… Да, он видел многое, что позволяло верить в судьбу и, за неимением
более достойных противников, бросать вызов именно ей. С самоуверенностью,
присущей людям, он всегда считал, что готов будет оплатить любой предъявленный
ему однажды счет, он ошибся… Не любой.
Шорох шагов заставил его обернуться.
– Закончили?
Невилл и Драко кивнули до смешного синхронно, но заговорил Малфой:
– Поставили защиту, по-моему, получилось неплохо. Если она планирует убраться с
кладбища живой и сунуться сюда, ее поджарит.
– Угу, как курицу на гриле, – буркнул Невилл. – Надо еще проверить противомагловские
чары, а то у этого места может появиться репутация второго бермудского
треугольника.
Драко хмыкнул.
– Ну давай проверим, а то меня не радует перспектива подобно старику Шамбергу
платить штрафы до конца своих дней только потому, что ему взбрело в голову
поселить своего экспериментального монстра в озеро и по склерозу забыть
наложить защиту от маглов.
Невилл хмыкнул.
– Угу, и после этого страшные сказания о Лохнесском чудовище пошли гулять по округе.
Вот так рождаются легенды у маглов и налагаются штрафы на безалаберных магов.
Северусу было не до дискуссий.
– Ладно, проверяйте защиту и через час жду вас в замке. Нам снова придется
внести изменения в наш план насчет похорон. Думаю, Лиз нуждается не в меньшей
защите, чем Драко. Я пока переговорю с ней.
***
– Подъем… Мне тут скучно стало.
Гарри, с трудом сбрасывая остатки сонного дурмана, открыл глаза. Кавадрос… Он
бы предпочел Пенси с ее пинками, но не этого типа.
– Я вряд ли испытываю желание тебя развлекать.
– О, мистер Поттер, вы так скучны, что я, право, не знаю, что Северус в вас
нашел. – Диего сидел в наколдованном кресле, глядя в окно. Его тонкие пальца
держали крошечную чашечку кофе. – Общение – это немаловажный элемент среды
обитания воспитанного человека, и, хотя у меня возникают серьезные сомнения в
вашей культуре, я все же предлагаю беседу.
– Нам не о чем говорить.
Диего пожал плечами.
– Ну почему же... в мире масса пригодных для беседы тем. Например, погода… Я,
знаете ли, только что из Лондона. Город все тот же. Улицы. Какие-то люди
проходят мимо, в суете, второпях… Все куда-то бегут. Серое небо повисло над
душой. Воздух наполнен сухостью и зноем. Наверное, будет дождь...
– А мне-то что? – Гарри попытался найти более удобное положение, но его,
похоже, для его тела не существовало в природе.
– Как, вас не радует, что будет дождь? Очень зря… Вы знаете, что Северус его
любит?
– Конечно.
– Тогда разве вам не приятно, что у него немного поднимется настроение?
– В данный момент мне нет до этого никакого дела.
Диего усмехнулся.
– А вы эгоистичны, Гарри, если ваши маленькие неприятности смогли отвлечь вас
от сути всей игры… Или, лучше сказать, нашего главного приза?
– Ты никогда его не получишь, – прошипел Гарри.
Диего улыбнулся.
– А вы никогда не узнаете, удастся мне это или нет. Так что разве вам не все
равно? Все, что могло случиться плохого, с вами уже случилось. Хорошего уже
тоже не предвидится.
– Меня это волнует.
– Почему, Гарри? Вы не хотите, чтобы Северус был счастлив – пусть даже не с
вами?.. Как это мелочно.
– А ты сам? Ты думаешь по-другому?
– Я? Я не думаю по-другому, я – другой, мне не нужно корчить из себя добродетельного
парня. Мне причинили боль… Не вы, Поттер, но вы – орудие, которым это сделали…
Он ушел… Ушел, я стал себе не нужен, отвратителен: он ушел, забрав меня у меня
самого… И я… Я болен… Тебе не понять, Поттер, я отравлен им. Четкие, строгие
контуры лица. Императорский профиль. Красивые, сильные руки. Не тронутая
загаром кожа. Боже! Эти глаза, глаза цвета ночи... Я смотрел, смотрел на него и
тонул… С первой минуты нашей встречи он вошел в мой мир, чтобы властвовать в
нем. Я понял, что пропал. Все смешалось. Чувства, мысли превратились в хаос…
Неважно, что я чувствую к тебе, Поттер, – Диего перешел на «ты», и его тон стал
почти ласковым. – Главное – он. И то, как что-то так больно кольнуло с левой
стороны груди… Когда он меня бросил… Растоптал… Я бы пережил, если бы все было
просто, но то, что мое место занял кто-то настолько жалкий… Что ты мог предложить
ему такого, чего нет у меня?
– Может, искренность?
– А что ты о ней знаешь? Все, что я делал, я делал ради нас. Его и меня… Он бы
все понял рано или поздно, если бы не ты…
– Я? Ты сам все разрушил. Наверное, он никогда бы не был со мной, если бы ты не
попытался убить моего ребенка. Если бы сам не уничтожил все, что связывало тебя
с Северусом.
– Я говорил ему и повторю тебе: то, что так получилось с мальчишкой, было не
более чем роковая случайность!
– Мир скроен из таких случайностей.
– Сам такую мысль придумал, или это последствие плотного общения с Северусом? А
я ведь предупреждал тебя, что так и будет, ты станешь жить его мыслями, его
чувствами, его стремлениями… От тебя самого ничего не останется, и жить без
него потом уже невозможно, невыносимо быть брошенным...
– Кавадрос, чего ты от меня хочешь, чтобы я тебя пожалел? Этого не будет.
– Пожалел? – Диего рассмеялся. – Плачь о себе, Поттер, мне не нужна твоя
жалость. Да и ничего я от тебя не хочу, кроме того, чтобы ты перестал существовать
на свете… А потом... ну, я либо получу обратно все, чего лишился, либо он тоже
умрет, но не будет ничьим больше.
– Ты псих, ты в курсе?
– Я? – искренне удивился Диего. – Я тут самый нормальный, за безумием – это
тебе к леди Малфой.
– Непохоже что-то.
Испанец пожал плечами.
– И, тем не менее, я нормален и хочу жить счастливо. Когда у больного гангрена
на ноге, единственный способ спасти его – это ампутировать больную конечность.
Либо я буду исцелен любовью Северуса, либо убью его и стану жить дальше. Без тяжелых
воспоминаний… Игра меня занимает, но я буду в ней победителем так или иначе, и
других вариантов развития событий просто не дано.
– Могу предложить тебе один прямо сейчас, – ухмыльнулся Гарри. – Северус
свернет тебе шею.
Диего улыбнулся.
– Он может попробовать, но так даже интереснее.
***
– Что значит «я не иду на кладбище»? Я еще как иду!
– Лиз, успокойся, Северус полагает, что цель Пенси – не только я, но и… –
Малфой ткнул пальцем в грудь кузины. – Даже если ты поменяешься местами с
другим человеком, он будет рисковать так же, как изображающий меня Уизли. Зачем
нам неоправданные жертвы?
Девушка нахмурилась.
– Вот всегда так! У меня не меньше прав убить эту дрянь, чем у остальных, а вы
хотите, чтобы я сидела и ничего не делала?! Не выйдет, господа, я в деле, даже
если придется быть самой собой…
– Это неразумно, учитывая то, что произошло с твоими магическими способностями…
– Драко, заткнись!
– Заткнитесь оба, – Северус уже устал от этого спора, который продолжался до
глубокой ночи. – Драко, не разглашай тайн Лиз, если она этого не хочет. А тебе,
Лиз, не мешало бы все же прислушаться к доводам разума.
– Нет… – девушка упрямо тряхнула головой, – я отказываюсь быть разумной: я иду
и точка!
– А что за страшная тайна Лиз? – поинтересовался из кресла Уизли.
– Тебя это совершенно не касается! – в один голос ответили оба оставшихся в
живых Малфоя.
– Предлагаю подвести итог нашему спору. Лиз никуда не идет, а мы отправляемся
спать, завтра нам предстоит нелегкое утро, – заметила мудрая Гермиона.
– Как это никуда не иду? Иду конечно!
– Лизи… – увещевательно начал Малфой и сорвался на гнев: – Ну не будь ты дурой!
– Буду! Кем хочу, тем и буду, Драко! Но вы от меня не отделаетесь!
Рон Уизли поднялся.
– Жаль, что мое мнение никого здесь не интересует, я хотел предложить выход,
который всех бы удовлетворил, но раз…
– Да, Рон, – Лиз ему улыбнулась. – Что за выход?
– Не заставляй себя упрашивать, Уизли, – буркнул Драко.
– Все просто: она может пойти в мантии-невидимке Гарри. И подставляться никому
не нужно, и Лиз сможет очень нам помочь.
– Ну конечно! – девушка бросилась ему на шею и расцеловала смутившегося Уизли в
обе щеки. – Идея просто супер! Надеюсь, такой вариант развития событий всех
устраивает?
– Да, – подвел итог беседе Северус. – А теперь всем спать. Невилл, мистер
Уизли, Лиз, вам лучше сегодня переночевать в школе. Гермиона, не думаю, что
стоит тревожить Альбуса по вопросу предоставления комнат, уже слишком поздно,
найдите Филча.
– Хорошо.
***
Остаток ночи Северус не сомкнул глаз. Что если он в чем-то просчитался? Как
давно он не чувствовал такой тревоги? Такой боли… Невольно вспомнился
семнадцатый День рождения. Больше не было отца, и он впервые приехал домой на
зимние каникулы, чтобы встретить его вдвоем с мамой. Помнится, задувая свечи на
торте, он думал – так мало лет… а жить уже не хотелось! Вернее, не хотелось
жить по-прежнему, хотелось, как ящерице, вынырнуть из старой кожи и уйти от нее
в неизвестность, которая манит и зовет… Наверное, такие чувства преследовали
многих из тех, кто должен был окончить школу, но только он осознавал, что там,
в неизвестном, тоже ничего нет: сера ли, шорох крыльев – не такая уж большая
разница? Главное, тепло, темно, сухо и небольно – и все дороги рано или поздно
приведут к одному финалу.
Но теперь… Гарри. Был Гарри и все изменилось, и путь перестал казаться
неизбежным, и в голове царил полный хаос... Когда он понял, что это чувство и
есть «то самое»… неизбежное... и оно… все-таки случилось именно с ним. Северус
чувствовал себя так… Мысль была нелепой, простой, но убивающей наповал,
отрезавшей пути к отступлению. Он понял, что потерялся, окончательно и
безоговорочно, в этом мужчине с мальчишескими повадками. В этот момент на него
как будто обрушили все сразу: горячую и холодную воду, кипящую смолу, несколько
ведер нечистот и, придавив все это каменной плитой, положили сверху
благоухающую розу. Он был абсолютно не готов к таким переменам, к той
революции, что вдруг решило устроить глупое, уставшее в вечных оковах сердце,
которому было плевать на логичные вопли сознания: «Это все не для тебя!»,
«Слишком много боли и грязи ты видело, довольно иллюзий!» Сердце не внимало –
оно сладко пело в уютных, теплых объятьях зеленоглазого ангела и учащенно
билось, принимая его поцелуи…
Предательское сердце... вот и сейчас: голова работала, логика строила наполеоновские
планы по спасению Гарри и Драко, а оно скорчилось в груди и тихо ныло, до боли
протяжно – от тоски, страха и чувства безысходности… И успокоить его не
получалось, потому что, стоило упрямой логике взяться за свое и заикнуться о
том, что неплохо бы прикинуть, что делать в том случае, если Поттера все же
спасти не удастся… Как сердце тут же поднимало бунт, или, лучше сказать,
устраивало истерику. Оно начинало плакать… И от этих слез…
…Наверное, нужно было поступить правильно: выпить зелье «Сна без Сновидений» и
попытаться отдохнуть, но он не мог. Глупо… Так все глупо… Он пытался как-то
вывести себя из этого болезненного, непонятного состояния, больше всего
напоминавшего страх. Уверял себя, что любовь – это что-то сродни шизофрении, и,
как каждая болезнь, она должна поддаваться лечению. Не выходило. Раньше он
думал, что лгать себе – самое непростительно бестолковое занятие, выяснилось,
что теперь поздно начинать… Вялотекущее безумие в полной тишине… Время, измеряемое
лишь стуком сердца, нетерпение, жажда действий и, одновременно, отчаянное
желание, чтобы завтра никогда не наступало.
– Северус, уже утро.
Наверное, стоило разозлиться, что в последние пару дней Лонгботтом взял себе
моду входить без стука. А впрочем, что с него требовать, если он сам перестал
запирать комнаты. Ведь половина его сокровищ похищена, а вторая надежно
спрятана в детской…
– Да? – Ему-то какое дело до времени суток – теперь оно измеряется только
наличием и отсутствием информации. И в голову лезут глупые мысли. Может, стоило
пойти на сделку с Люциусом? Нет, твердит разум, не стоило… А может?.. Нет, не
может, сердцу лучше не позволять думать: он все рассчитал верно, и он не бог,
чтобы выбирать кому жить, а кому умереть. А может?.. Не может, и Лонгботтому не
стоит знать о его сомнениях. Даже если впервые в жизни хочется поговорить и
часть гнета со своих плеч переложить на другого человека. Но он не сделает
этого… Потому что никогда не делал. Начинать поздно, да и не заслужил никто
этой боли так, как он сам.
– Никаких новостей?
– Пока нет.
Черт, как невыносимо смотреть в эти полные сочувствия карие глаза. Что ж, по
крайней мере, Лонгботтом молчит, и он был благодарен ему за это молчание.
– Северус, а ты уверен, что это сработает?
Он кивнул – скорее для себя, чем для Невилла.
– Мы это уже не один раз проделывали, после того как в прошлом году в
подземельях устроили магическую дуэль два хаффлпаффца, вследствие чего часть
стенной кладки оказалась разрушенной и мы нашли несколько веков назад
замурованное в стене тело Ролана. Альбус тогда предложил его захоронить, но
Кровавый барон уже настолько свыкся с существованием в роли призрака, что
категорически отказался, мы восстановили стену, но, прежде чем это было
сделано, я захватил пару его костей… Барон из тех призраков, что вынуждены
обитать неподалеку от своих останков. Его дух не будет знать покоя, пока кости
не преданы земле, и Ролана это вполне устраивает, хотя порою он скучает и желал
бы иметь относительную свободу передвижения. По его просьбе я сделал зелье,
содержащее прах барона. Теперь, отправляясь в паб по субботам, Хагрид наносит
несколько его капель на свою одежду, и барон, с которым они в последнее время
сдружились, составляет ему компанию. Не в восторге от этой идеи только мадам Розмерта,
но она пока не в курсе, как барон выбирается из замка, чтобы нервировать ее
посетителей, да кентавры психуют, когда эта парочка прогуливается по Запретному
лесу.
– А как он оказался замурованным?
Северус пожал плечами.
– А черт его знает. Ролан что-то не поделил с очередным деканом Слизерина, вот
тот и устранил соперника, кажется, речь шла о даме… Барон не любит вспоминать
обстоятельства.
– А ты уверен, что эта женщина нас не подведет?
– Мануэлла Трафт отнюдь не дура. Она понимает, что в противном случае ей
придется иметь дело с людьми, которые могут доставить много неприятностей и ей
и ее мужу… Она просто сказала бы «нет», если бы не желала играть по моим
правилам. Но она не сказала и за это получит немалую выгоду. К тому же, своими
действиями она проявляет заботу о непутевом родственнике, к которому, похоже,
привязана. Когда я пришел к ней, моя одежда была опрыскана зельем барона, с
согласия мадам Трафт мы применили его также к ее платью, и я оставил флакон.
Как только Диего появится, она использует его на своем кузене и Кровавый барон
станет его тенью.
– А как он вернется в Хогвартс, чтобы предупредить нас?
– Это напоминает действие двух магнитов: как только барон отцепится от слабого,
его автоматически притянет более сильный магнит – замок.
– Не помешаю?..
Оба мужчины повернулись в сторону призрака в заляпанных кровью серебристых
одеждах.
– Нет, Ролан, мы как раз тебя ожидали, - ответил Северус. – Какие новости?
– Молодой человек пришел домой вечером, спокойно провел ночь в своей комнате, а
рано утром собрался уходить, и дама, к которой я был в тот момент привязан,
кстати, очень ворчливая леди – долго сетовала, что пришлось весь день и всю
ночь провести в одном наряде, проводила его до двери и незаметно использовала
зелье. Он аппарировал, и я проследовал за ним, невидимым, разумеется. Испанец
прибыл на старый заброшенный маяк на скалистом берегу. Хорошие защитные чары от
маглов, но не призраков, неплохая система оповещения на случай прибытия
незваных гостей-волшебников, но ничего больше. Мы вошли внутрь, там была
молодая женщина… Я помню ее еще девочкой – она из нашего Дома. Как же… Она еще
потом замуж вышла…
– Пенси Паркинсон?
Призрак кивнул.
– Именно она. Они коротко переговорили, он пожелал ей удачи в ее деле. Она
велела ему понадежнее охранять пленника до прибытия какой-то Ирмы и ушла…
Некоторое время молодой испанец пробыл внизу, затем поднялся на площадку
второго этажа на маяке, так я увидел мистера Поттера… Простите, призраки плохо
приспосабливаются к переменам... Гарольда Снейпа.
– Как он? – не удержался от вопроса Северус.
– Жив, но довольно сильно избит. Если судить по манере двигаться, у него,
похоже, сломана нога.
– Он связан?
– Да, и, когда мы поднялись наверх, он спал, похоже, под действием чар. Мистер
Кавадрос разбудил его, и они говорили о вас, я немного подождал в надежде
узнать название местности, но оно так и не прозвучало в разговоре, решив, что
больше тянуть с докладом нет смысла, я отправился назад. К сожалению, это все,
господин декан.
– Маяк, Северус! – взволнованно воскликнул Невилл. – В Англии, наверно, сотни
заброшенных маяков!
Он встал, медленно подошел к шкафу и достал мыслеслив. Отделив одну серебристую
нить воспоминаний, он поместил ее в чашу, указав на нее барону.
– Это место?
Призрак взглянул в сосуд и кивнул.
– Да, только еще более запущенное.
– Что это значит, Северус? – Лонгботтом сильно нервничал.
– Только одно: я был прав, когда говорил «мы можем покончить с прошлым, но
прошлое не покончило с нами»… Пойдем, я знаю, где они держат Гарри.