У ВХОДА в зал в ожидании
Джоан Роулинг волнуется толпа. Стоящие в оцеплении пожилые полицейские
перешептываются: «Такого ажиотажа не случалось со времен «Битлз»!» Все
происходящее действительно напоминает концерт какой-нибудь суперзвезды, однако
вместо плакатов с изображением кумира и компакт-дисков с его песнями фанаты
держат в руках толстенные книги.
Королевский Альберт-холл,
конечно, меньше нашего стадиона «Олимпийский», но гораздо больше зала
Политехнического музея, где проходили знаменитые литературные вечера
поэтов-«шестидесятников». Внутри — имперское великолепие: красный бархат,
позолота, лепнина. И ни одного вечернего платья, декольте или даже ма-аленького
бриллианта, зато много-много черных мантий и шляп-колпаков а-ля Гарри Поттер. А
выход писательницы на сцену сопровождается оглушительным визгом и безжалостным
топотом тысяч ног по историческим полам.
Роулинг в последнее время
скупа на интервью: издатели ждут еще две книги о Поттере. Поэтому на общение с публикой
отведено всего полчаса. Роулинг удобно устроилась в мягком кресле и громко
хохочет вместе с залом над собственными шутками. За время написания пятой книги
о Поттере Роулинг успела во второй раз выйти замуж, родить второго ребенка и
разбогатеть еще на несколько миллионов фунтов стерлингов, а Гарри Поттер, в
свою очередь, — стать тинейджером со всеми вытекающими отсюда последствиями, а
его самый крупный враг — лорд Волдеморт — снова вернулся в мир, чтобы сеять
Зло.
— Итак, госпожа Роулинг, как
вас лучше называть? — интересуется ведущий.
— Джо. Полным именем —
Джоанна — меня называли в детстве только тогда, когда собирались наказать,
поэтому с «Джоанной» у меня связаны не самые приятные воспоминания. А моя
фамилия произносится «РОУЛИНГ» — как rolling pins, кегля.
Роулинг снова смеется. Хотя в
детстве, когда маленькую неуклюжую девчонку в очках дразнили кеглей, ей было
совсем не до смеха. Сегодня же ее фамилия вызывает у окружающих другие
ассоциации — «роллинг» — «круглая, как монетка».
Ей вообще как-то не очень
везло в детстве.»Пока мы жили в Бирмингеме, все шло отлично. Но потом мы
переехали в маленький городок, и моей учительницей стала сущая драконша. У нее
была собственная система рассадки учеников. Классную комнату она разделила на
две зоны — для умных и для глупцов. Когда я пришла в школу, учительница
устроила мне маленький экзамен, я не справилась с вопросом про дроби и была
отправлена на половину двоечников. Правда, через несколько месяцев учительница
изменила свое мнение и пересадила меня к умникам, поменяв местами с моим лучшим
другом. Так что горькие уроки жизни я начала получать довольно рано. И первым
из них был: «Не будь такой умной, иначе растеряешь всех друзей!» — вспоминает
Роулинг.
— Джо, возможно, вопрос
покажется вам глупым, но людям всегда очень интересно знать, как складывается
обычный рабочий день писателя — сколько времени вы проводите за письменным
столом, что вы пьете, чай или кофе, слушаете ли музыку во время работы?
— Я привыкла работать в кафе.
Мне нравится, когда меня окружают люди. Хотя работа писателя — занятие,
требующее одиночества. Теперь писать в кафе, увы, невозможно. Слишком часто
люди узнают меня и подходят спросить, а не та ли это женщина, которая написала
книжку про Гарри Поттера.
Я сажусь за работу после
того, как отведу дочь в школу, и пишу до тех пор, пока не почувствую, что не
могу сконцентрироваться на компьютере. Тогда я делаю перерыв, перекусываю
что-нибудь и снова сажусь работать. Я пью и чай, и кофе, причем в огромных
количествах. А музыку, когда пишу, не слушаю — она меня отвлекает. Хотя вообще
музыку я люблю. Особенно «Битлз». Мне кажется, — добавляет Роулинг скромно, —
что я в мире книг занимаю примерно то же место, что Джордж Харрисон в мире
музыки.
— Скажите, сложно писать
книги, когда ты знаешь, с каким нетерпением их ждут читатели?
— Нет, писать мне совсем не
трудно и не страшно. Гораздо страшнее ждать первую реакцию читателей. Я
прекрасно помню, как пришла в магазин посмотреть, как продается моя первая
книга. И увидела двух покупателей: они, скорее всего, по ошибке забрели в
подвальный этаж книжного магазина, где как раз и был выставлен «Гарри Поттер и
Философский камень», и рассеянно перелистывали страницы Поттера. Я так
испугалась, что строчки моей собственной книги запрыгали у меня перед глазами.
— А вы верите в магию? — этот
вопрос, который транслируется на висящем над сценой большом экране, хором
задает целая толпа школьников.
— Мне очень жаль… — Роулинг
выдерживает паузу, — но я не верю в магию.
(Зал взрывается негодующими
криками.)
— Я верю в магию иного рода,
— оправдывается автор, которая придумала целый волшебный мир со своими
обитателями, правилами, заклинаниями. — Я верю в магическую силу любви и в
человеческое воображение. Я действительно очень бы хотела верить в магию, но…
не могу!
— Если бы вы были учителем в
Школе волшебства и чародейства «Хогвардс», какую дисциплину вы бы там
преподавали?
— Как вы знаете, я работала в
школе — вела уроки французского языка, но уже давно этим не занимаюсь. А в
«Хогвардсе» я бы преподавала искусство чародейства, потому что превращения —
самое загадочное, что только может быть на Земле. К тому же этот предмет очень
нравится моей дочери.
Из всех же магических умений
мне хотелось бы овладеть искусством становиться невидимой. Тогда бы я снова
могла работать в кафе.
— Расскажите, как вы
придумали квиддич (самая любимая спортивная игра обитателей волшебного мира. —
Прим. ред.)?
— Идея квиддича пришла мне в
голову после ссоры с моим тогдашним парнем. Мы расстались, и я пошла немного
прогуляться, чтобы поостыть, зашла в какой-то паб, потопталась там в духоте и,
выйдя на свежий воздух, придумала квиддич. А темная половина моей души
нарисовала утешительную картинку — как моего бойфренда в процессе игры ударяют
палкой от метлы. (Роулинг снова смеется).
— Когда вы начинали писать
Поттера, вы предполагали, что история растянется аж на семь томов?
— Конечно же, нет. Я просто
ехала из Манчестера в Лондон в поезде и думала о том, что нужно искать работу
поденежнее, потом мои мысли перескочили на школу — может, снова заняться преподаванием…
И вдруг у меня в голове возник образ мальчика, который едет на поезде поступать
в волшебную школу. Я именно таким его и увидела — тощий, темноволосый, в
круглых очечках и со шрамом на лбу. И еще я знала, что его зовут Гарри.
Постепенно его история начала
вырисовываться все четче. Но чем дольше я писала, тем больше деталей
приходилось выносить за рамки сюжета. Но мне не хотелось их терять, поэтому в
итоге событий и описаний набралось на семь томов.
Я вообще никогда не сажусь за
письменный стол с мыслью: «Ну-с, о чем мы будем писать сегодня, какой урок
преподадим юным читателям?» Я жду, пока история не созреет внутри меня, и когда
чувствую, что мне понятно все до мельчайших подробностей, начинаю работать. А
намеренно учить чему-то людей, закладывать в каждую главу какой-то моральный
урок я не хочу — я просто сочиняю истории, потому что люблю их. И еще потому,
что, мне кажется, мы нуждаемся в них.
— Вам не кажется, что вы
слишком жестоко относитесь к Гарри Поттеру? Ведь это вы сами придумываете для
него все несчастья — гибель родителей, предательство тех, кто рядом и кому он
доверяет…
— Да, я действительно
придумываю для него все эти испытания. Мало того, в пятой книге ему придется совсем
тяжко. Честно признаюсь, последние книги получились довольно страшными. Поэтому
меня удивляет гордость некоторых матерей, которые говорят: «Моему ребенку еще
только шесть лет, а он уже прочитал все ваши книжки». Я писала и пишу их для
детей постарше, потому что знаю, по какому сценарию будут развиваться события.
Другое дело, что в описании ужасов не стоит перегибать палку.
Гарри Поттер, вступая в мир
волшебства, даже не подозревает, каким страшным, дискомфортным тот окажется.
Что не все волшебники обязательно добрые, что среди них встречаются настоящие
расисты, готовые истреблять «нечистых» — магглов (простых людей. — Прим. ред.)
или волшебников-«полукровок». Постепенно Гарри начинает узнавать, что и в мире
магии есть коррупция, и там творится много несправедливого. Несправедливость —
самое ужасное чувство, которое существует в мире. Мы злимся, расстраиваемся,
сталкиваясь с нею, но в абсолютном большинстве случаев ничего не можем с этим
поделать. Эту горькую истину Гарри Поттеру приходится постигать на собственном
опыте.
— Прочитав ваши книжки, люди
частенько говорят: «Эх, хорошо бы воспользоваться магией в нашем мире, чтобы
властвовать и убивать врагов».
— Этого делать ни в коем
случае нельзя — нельзя разрушать законы, по которым строится наша жизнь. Иначе
мир полетит в бездну.
— Уже не первый раз вашим
героям приходится иметь дело со смертью. Не слишком ли рано детям читать про
убийства?
— К сожалению, Гарри
постоянно сталкивается со смертью. Его родителей убили, когда он был младенцем.
Потом он сам становится свидетелем убийства, а потом чуть не убивают его
самого… Но, описывая смерть, мне хотелось показать, какое это зло. И как
неожиданна она бывает. Ведь в смерти именно это самое жестокое — ее
неожиданность. Совсем недавно вы разговаривали с другом, а через полчаса
узнаете, что он погиб… И эта внезапность, к которой невозможно подготовиться
или привыкнуть, шокирует больше всего. Возможно, смерть так волнует нас еще и
потому, что мы знаем, куда уходят души умерших…
— Почему вы закончите рассказ
о приключениях Гарри на том моменте, когда он сдаст выпускные экзамены и
покинет стены «Хогвардса»? Почему вы не расскажете о его взрослой жизни?
— А кто вам сказал, что Гарри
вообще доживет до совершеннолетия? При таком-то количестве событий,
происходящих в его жизни! Не хочу раскрывать все карты — наберитесь терпения и
дождитесь финала.
— Заканчивая очередной роман,
по кому из героев вы больше всего скучаете?
— Вообще-то мне дороги все — ведь
я же их сама придумала! Но больше всего я скучаю, естественно, по Гарри. Ведь
я, пока работаю, смотрю на мир его глазами, поэтому, заканчивая очередной
роман, я начинаю скучать — по его непослушным волосам, по его путешествиям и
проделкам.
— И в заключение — какую
фразу вы бы посоветовали вашим читателям выбрать в качестве девиза?
— Не будите спящего дракона.
Это магический эквивалент известной поговорки «Не будите спящую собаку».